Роман с президентом - [15]

С интервью в «Комсомольской правде» связана одна накладка, весьма характерная для Ельцина и свидетельствующая о его доверчивости, а иногда и о неосторожности. Вопрос касался предстоящих в США президентских выборов. Президента спросили, кто, по его мнению, победит. Ельцин чуть-чуть поколебался, но ответил: «Все-таки я думаю, что Буш…» И ошибся. Конечно, упрекать за эту ошибку следует не столько президента, сколько российское посольство в США. Видимо, Ельцина неправильно проинформировали. Возможно, сказалось и влияние американского посла в Москве Р. Страусса. Он сумел установить с Б. Ельциным хорошие доверительные отношения, часто приходил в Кремль, особенно в ходе подготовки визита президента в США. Может быть, Страусс просил Ельцина о какой-то форме поддержки Бушу в нелегкой предвыборной гонке. Наверное, президент мог уклониться от ответа, но это было бы не в характере Ельцина.

К тому же интервью давалось незадолго до визита в США. Президенту предстояло быть гостем Джорджа Буша и вести с ним переговоры. Не исключено, что этим заявлением Борис Николаевич хотел подготовить благоприятную почву для встречи. Тем более что с бывшим американским президентом у Бориса Николаевича установился хороший личный контакт, они были близки по возрасту. Действовал и еще один фактор: российский президент только выходил на широкую мировую арену, у него еще мало было устоявшихся личных контактов с главами государств, и он очень ценил те связи, которые уже закрепились. Ему было бы проще работать с уже знакомым Дж. Бушем, чем с молодым и совершенно неизвестным Биллом Клинтоном. Наверняка в душе он хотел, чтобы остался прежний президент, и это отчасти повлияло и на его ответ журналистам, и даже на подготовку выступления в американском Конгрессе. В раздел этой, по-своему знаменитой речи, где говорилось о договоренностях относительно сокращения стратегических наступательных вооружений, был на последнем этапе подготовки вставлен весьма знаменательный пассаж: «Эту работу мы должны провести к 2000 году, и я очень надеюсь, что мы с Бушем доживем до этого года». Говоря «мы с Бушем доживем», Б. Н. Ельцин имел в виду не физическое «доживание», а намекал на политическое долгожительство. Вероятно, уже тогда и сам Борис Николаевич задумывался о собственной политической судьбе.

Тем не менее во время визита в США Б. Ельцин предусмотрительно встретился с Б. Клинтоном, и, судя по всему, они понравились друг другу.

В тот период Россия еще пребывала в состоянии эйфории относительно перспектив и эффективности международной и прежде всего американской помощи реформам. В Министерстве иностранных дел явно переоценивали желание США прийти на помощь недавнему заклятому врагу. Президенту Ельцину казалось, что если ему удастся договориться с Дж. Бушем, то будут сняты все преграды и на пути капиталов в Россию, и на пути русских товаров на Мировой рынок. Ельцин исходил из распространенного тогда представления, что Запад просто обязан спасти российскую демократию.

В силу этого одна из задач, которую ставил перед собой Ельцин в поездке по США, состояла в том, чтобы убедить американский народ и Конгресс в том, что Россия окончательно порвала с тоталитарным прошлым и имеет полное право вступить в демократический клуб Запада. Центральное место отводилось даже не столько переговорам с Бушем, в успехе которых Ельцин не сомневался, сколько выступлению в американском Конгрессе, встречам с «рядовыми американцами» в ходе короткой поездки по стране. Группа спичрайтеров президента трудилась, что называется, день и ночь. Президент отвергал вариант за вариантом. Ему казалось, что главная, ключевая тональность речи еще не найдена. Он явно нервничал. Отклонен был и вариант выступления, подготовленный в Министерстве иностранных дел.

На первом этапе меня не привлекали к работе над выступлением. Я еще считался новичком и только налаживал отношения с главными «перьями» президента Людмилой Пихоя и Александром Ильиным. Текст готовился в обстановке повышенной секретности: утечка информации, конечно, снизила бы эффект. Словом, я не видел ни текста, ни мидовских заготовок к нему.

Как-то вечером, уже около девяти часов, у меня в кабинете зазвонил президентский телефон. «Зайдите, Вячеслав Васильевич». Я пошел по длинному кремлевскому коридору. Мой кабинет находился в самом дальнем конце этажа, и нужно было преодолеть метров 300 до президентской двери. Борис Николаевич по характеру человек нетерпеливый, не любящий ждать, поэтому по коридору приходилось передвигаться в темпе спортивной ходьбы: и бежать неудобно, и медлить нельзя. Позднее, когда у меня с президентом установились менее формальные, простые человеческие отношения, я несколько раз шутливо говорил ему, что мне нужен казенный велосипед. «Ноги надо тренировать», отшучивался президент.

К кабинету президента существовал и более короткий путь, но он был заблокирован дверью, ключ от которой имелся только у Илюшина и Семенченко. Позднее, когда из-за ремонта Сенатского корпуса вся президентская рать переселилась в другое здание, укороченный путь к президенту из коридора, где размещались помощники, был отгорожен дверью с кодовым замком. Забавно то, что код от этой двери, которая открывала доступ фактически прямо к президентскому кабинету, за все время нашей работы в новом здании ни разу не менялся и его не знал только ленивый.