Роман с Польшей - [4]
Однажды мы гуляли по крепости крестоносцев в Мальборке. Дочке захотелось залезть на высоченную башню Верхнего замка (этажей в пятнадцать, пожалуй). Подниматься туда нужно было, конечно, без лифта, пешком. Мне не хотелось тащиться наверх: из–за сырости очень уж разыгрался мой артрит, разболелось травмированное когда–то колено. Дочка пошла одна, а я в последнюю минуту подумал о том, что она выйдет совсем в другом месте замка и я не смогу её найти. Я закричал ей вдогонку: жди меня там–то. Потом подошёл к смотрительнице, пожилой полноватой тётушке, спросил у неё по–польски, куда выходят туристы после посещения этой башни. Она наверняка слышала, как я разговаривал с дочкой по–русски, и теперь засмеялась, взяла меня за руку и потащила к лестнице:
— Niech pan idzie.
(Идите, дескать, на башню, ради бога).
Я сказал, что у меня нет билета, но я сейчас возьму. Она ещё настойчивее потянула меня за рукав: не потшеба, идите так, без билета…
Мальборк. Башня Верхнего замка тевтонских рыцарей
А в это время политики обеих стран угрожали друг другу «адекватными» мерами и санкциями…
Конечно, впечатления, оставшиеся после этих поездок, требовали выхода на бумагу. Ещё в 2000 году я начал писать книгу о Польше, о приезде Эдварда Куровского в Россию и о своей поездке в Варшаву, об отношениях поляков и русских почти за пятьсот последних лет. В работе над этим документальным романом мне помогали польские и российские учёные, слависты, историки, краеведы. Материал постоянно требовал доработки и каких–то новых подробностей, и я обращался за поддержкой к полякам. И всегда получал то, чего хотел.
4
Этот документальный роман — моё Большое Приключение. Достаточно вспомнить лишь один эпизод. Когда я, ещё не закончив свою книгу, опубликовал в Интернете фрагменты, посвящённые Армии Крайовой, получил приглашение сниматься в кино! «Центр общественного телевидения — Северо — Запад» в это время работал над документальной лентой о ветеране Армии Крайовой Романе Баре, который за своё участие в этом воинском формировании отсидел два года в сталинских лагерях. И вот состоялась моя встреча с Романом Баром в центре Москвы у памятника маршалу Жукову, и этот эпизод был снят на плёнку. А потом мы сидели в здании «Мемориала», и Роман Бар показывал мне копии протоколов его допросов, записанные на польском и русском языках. А ещё он показал мне пожелтевший листок бумаги, уже не копию, а подлинник: записку, которую польский узник советского лагеря в Боровичах тайно передал на волю своим родным, чтобы те знали, что он жив.
— Вас арестовали русские? — спросил я Романа Бара.
— Нет! Поляки. И сдали в НКВД.
А потом он сказал:
— Недавно ваши власти обещали реабилитировать тех поляков, которые принимали участие в деятельности Армии Крайовой. Но кроме слов — ничего более… Я не был врагом своего народа! Но я не знаю, что мне сделать, чтоб снять с себя груз этого чудовищного обвинения. Я не понимаю, за что меня посадили на два года…
Следы войны (Варшава, ул. Мазовецкая)
Режиссёр пригласил меня в соседний кабинет, где перед камерой стал расспрашивать о том, что, по моему мнению, следует сделать руководству обеих стран, чтобы как–то уменьшить напряжённость, связанную с этой деликатной проблемой, доставшейся нам по наследству. Ему когда–то понравилось моё высказывание в одном из моих очерков, где я сравнил участников Армии Крайовой с бойцами французского Сопротивления. Вот я в этом интервью и предложил посмотреть на события тех лет именно под таким углом зрения и решить, наконец, вопрос о реабилитации таких рядовых участников Армии Крайовой, как Роман Бар.
Многое из того, о чём я только что рассказал, вошло в мою книгу «Полонез по–русски, или Заграница. pl.ru», которая была напечатана небольшим тиражом в одном из московских книжных издательств.
5
Моя книга осталась почти незамеченной. Оно и понятно: тираж всего 500 экземпляров… Выставить её на продажу в крупных магазинах Москвы (таких, например, как «Библио–глобус» или «Дом книги на Арбате», где есть стеллажи, посвященные страноведению, краеведению, полонистике) не удалось: оказывается, туда берут далеко на каждую книгу, — а в маленьких лавках и магазинчиках не бывает большого наплыва покупателей, которые интересуются этой темой. В одном из книжных подвальчиков мне сказали, что я написал художественный роман, а они продают книги научные. В другом — что книга документально–мемуарная, а им нужна художественная проза. В третьем некий юноша–продавец, полагающий, очевидно, что уже всё понимает в литературе, заявил, что эта тема, разумеется, их интересует, но хотелось бы, чтобы её написал «специалист по данному вопросу».
Писатель Эдвард Куровский в своём коротком отзыве об этом романе написал так: «Подробную и полную доброжелательности картину нескольких главных городов Польши даёт книга А. Петрова не только своим соотечественникам, имеющим возможность приехать в нашу страну, но и полякам, которые после этого захотят остановиться на минутку там, где каждый день торопятся на работу. Не всё мы знаем о Марии Кюри — Склодовской и Тадеуше Костюшке, а потому интересно нам мнение о них гостя из–за восточной границы. Автор «Полонеза» привнёс в свою книгу собственный оригинальный взгляд не только на наши дома и улицы, но и на нашу страну в целом. И я тоже иначе теперь смотрю на русский город Мичуринск. В моих глазах это не только базар, где во время войны можно было поменять ведро помидоров на солдатскую рубаху для подрастающего сына, но и центр тамбовской культуры. Ещё слишком мало времени прошло, чтобы значение этой книги Алёши Петрова стало понятным в наших веками соседствующих странах. Однако известно, что у документальных романов свой путь, а апогей своей значимости достигают они лишь через несколько лет, а может быть даже через несколько десятков лет».
