Роман с Польшей - [3]

Шрифт
Интервал

— Но это были твои друзья или друзья твоих друзей, а это совсем другое дело.

И тогда я вспоминаю о том, как смотрительница Исторического музея в Варшаве, узнав, что мы из России, взяла мою жену за руку и повела в подсобные помещения, чтобы показать ящики (уже закрытые, к сожалению), в которых лежали экспонаты только что прошедшей выставки из Петербурга. Или как сухонькая старушка, с которой мы разговорились на Краковском предместье, узнав, что мы русские, рассказала нам о том, как её мужа гитлеровцы сожгли в Освенциме («Пан знает, что такое Освенцим?»), и о том, сколько ей приходится платить сегодня за газ и электричество.

— Ничего не имею против русских, — сказала она. А потом похвалила меня: — Пан хорошо говорит по–польски.

Я рассказываю о том, как варшавский бармен в уличном кафе в сквере Гувера, обратив внимание на наш акцент, дал нам сдачи больше, чем нужно и отказывался принимать деньги обратно. О том, как высокий седой старик, работник кафедрального костёла в краковском Вавеле, узнав, что мы приехали из России, подробно рассказал нам о маршруте по этому храму (от подземных захоронений польских королей до колокольни Сигизмунда), чтобы мы ничего не пропустили. О том, как в ресторане возле Королевского замка в Варшаве нас бросились обслуживать сразу два официанта. О том, как незнакомый мне польский парень Марцин Сидельник, узнав от своих друзей, что я написал книгу о Польше и мне не хватает некоторых фотографий, нарочно сделал несколько снимков Замковой площади и прислал их мне…

Были, конечно, и друзья Эдварда Куровского и его супруги Галины Янашек — Иваничковой, которая является всемирно известным учёным–славистом. Повидаться со мной пришёл бывший главный редактор журнала «Пшиязнь» Богдан Ростропович (дальний родственник выдающегося виолончелиста), и мы прекрасно провели время за тёплой интересной беседой. (К сожалению, пан Богдан недавно умер — почти в одно время со своим братом–музыкантом.) Пришёл познакомиться со мной известный прозаик и переводчик Анджей Чибор — Пиотровский. Мы не знали, что он придёт, поэтому ушли гулять в Варшаву. Писатель оставил мне две свои книги с автографами. На следующий день нас пригласил в гости посол Северной Кореи в Польше, внук Ким Ир Сена (но нас опять не оказалось дома). Нас радушно встречали в варшавском Центре славянской культуры, возглавляемом Яном Забродским. Там я познакомился с профессором–славистом Базылем Бялокозовичем. По моей просьбе, он рассказал мне о дружбе–соперничестве Пушкина и Мицкевича, и этот его рассказ превратился в увлекательную лекцию. Встречу с профессором Бялокозовичем я описал в своей книге «Полонез по–русски, или Заграница. pl.ru». Работая над книгой, я понял, что мне не хватает материала, и обратился за помощью к пану профессору. И вскоре он прислал мне подборку своих работ (книги и статьи), посвящённых польско–российскому вопросу, а ещё — трогательное письмо, которое я бережно храню.

Когда я работал над страницами, посвящёнными Армии Крайовой (как оказалось, для меня эта тема была совершенно незнакомой), профессор Янашек — Иваничкова (дочь погибшего во время Варшавского восстания героя Армия Крайовой) очень помогла мне, написала мне несколько писем и прислала обширный материал. Ещё в Варшаве я узнал, что она чрезвычайно занята, много работает, пишет книги, постоянно ездит по всему миру с лекциями и преподаёт студентам. Но, тем не менее, пани Галина очень заботилась о нас, когда мы гостили у неё в доме, а мне было неловко, и я говорил жене:

— Пойди помоги, а то неудобно: профессор двух университетов готовит нам завтраки и обеды.

Пани Галина отказывалась принять эту помощь, объясняя это тем, что мы гости. А Эдвард Куровский относился к нам, как к родным детям: очень беспокоился, когда мы отправлялись в Варшаву на прогулки (например, Первого мая, когда были возможны уличные столкновения «левицы» и «правицы» — представителей двух политических течений в Польше) и постоянно спрашивал, не нужны ли мне деньги на мелкие расходы.

3

В августе 2005 года я снова побывал в Польше. Ещё не забылось то время: в Варшаве были избиты четыре российских подростка, дети наши дипломатов, а потом в Москве стали избивать сотрудников посольства Польши. Польские и российские средства массовой информации подняли истошный вой по этому поводу, а мне опять вздумалось поехать в Речь Посполитую — на сей раз захотелось увидеть Гданьск и Мальборк (бывшую столицу Тевтонского ордена). И я убедился в том, что простые поляки с пониманием и с какой–то убийственной польской иронией относятся к этим событиям и не путают божий дар с яичницей. Мне опять не пришлось скрывать своё российское гражданство. Жители Гданьска и Варшавы знали: перед ними гость из Москвы, — и охотно переходили на русский. А в это время польские и российские политики требовали друг у друга объяснений и извинений, а в Интернете недалёкие граждане обеих стран устроили подлинную истерику и злорадствовали по поводу случившегося.

К своему ужасу мы узнали, что даже в августе в Польше бывает холодно, как поздней осенью, и только тогда заметили, что забыли тёплые куртки. Увидев, что мы с дочкой легко одеты, профессор Бялокозович, который специально пришёл в кафе, чтобы снова, спустя пять лет, встретиться со мной, предложил нам помощь («Отдадите, когда будет возможность»), даже не подозревая, наверно, что на моей кредитной карте было вполне достаточно денег, чтобы купить не только ветровки, но даже что–то потеплее. В Гданьске мне удалось, наконец, повидаться с Катариной Моквой, моей доброй приятельницей, с которой я познакомился с помощью Интернета. Катарина — талантливая молодая художница (рисует, главным образом, птиц, иллюстрирует научные и художественные книги), замечательная писательница–сказочница, поэтесса и биолог–орнитолог, доктор наук. Когда–то я перевёл на русский несколько её сказок и опубликовал в Интернете (к сожалению, «бумажные» издательства до сих пор отказываются принять эти мои переводы, великолепно проиллюстрированные автором). Увидев наши с дочкой ветровки, Кася Моква сказала, что этого мало, Балтику штормит уже несколько дней и мы замёрзнем. Когда мы вернулись после очередной прогулки по Гданьску, обнаружили в нашей комнате две куртки, а в придачу — такой пустяк, как… билеты на автобус (потому что в том месте, где мы жили, на острове Собешево, не было киосков, где бы продавались автобусные билеты). Всё это передала нам Катарина.


Еще от автора Алексей Станиславович Петров
Облако

На даче вдруг упал и умер пожилой человек. Только что спорил с соседом о том, надо ли было вводить войска в Чечню и в Афганистан или не надо. Доказывал, что надо. Мужик он деревенский, честный, переживал, что разваливается страна и армия.Почему облако?История и политика — это облако, которое сегодня есть, завтра его уже не видно, растаяло, и что было на самом деле, никтоне знает. Второй раз упоминается облако, когда главный герой говорит, что надо навести порядок в стране, и жизнь будет "как это облако над головой".Кто виноват в том, что он умер? Покойный словно наказан за свои ошибки, за излишнюю "кровожадность" и разговорчивость.Собеседники в начале рассказа говорят: война уже давно идёт и касается каждого из нас, только не каждый это понимает…


Адюльтер доктора Градова

Внимательный читатель при некоторой работе ума будет сторицей вознагражден интереснейшими наблюдениями автора о правде жизни, о правде любви, о зове природы и о неоднозначности человеческой натуры. А еще о том, о чем не говорят в приличном обществе, но о том, что это всё-таки есть… Есть сплошь и рядом. А вот опускаемся ли мы при этом до свинства или остаемся все же людьми — каждый решает сам. И не все — только черное и белое. И больше вопросов, чем ответов. И нешуточные страсти, и боль разлуки и страдания от безвыходности и … резать по живому… Это написано не по учебникам и наивным детским книжкам о любви.


Остаться у бедуинов навсегда!

О сафари в Сахаре, верблюдах, бедуинах и звёздном небе.


Северин Краевский: "Я не легенда..."

Его называют непревзойденным мелодистом, Великим Романтиком эры биг-бита. Даже его имя звучит романтично: Северин Краевский… Наверно, оно хорошо подошло бы какому-нибудь исследователю-полярнику или, скажем, поэту, воспевающему суровое величие Севера, или певцу одухотворенной красоты Балтики. Для миллионов поляков Северин Краевский- символ польской эстрады. Но когда его называют "легендой", он возражает: "Я ещё не произнёс последнего слова и не нуждаюсь в дифирамбах".— Северин — гений, — сказала о нем Марыля Родович. — Это незаурядная личность, у него нет последователей.


Эммануэль

За что я люблю рассказы Лёши Петрова — это за то, что за внешней многозначительностью скрывается, на самом деле, очень простая и забавная история. В то же время, рассказы Алексея нельзя упрекнуть в примитивности: они написаны очень добротным языком и практически всегда — в контексте русской литературы (я даже не про этот конкретный случай).Примечание. Читая данный рассказ, позаботьтесь о звукоизоляции помещения, иначе Ваш хохот испугает окружающих:)))[b]Редактор отдела критики и публицистики,Алексей Караковский[/b].


Тост

В рассказе нет ни одной логической нестыковки, стилистической ошибки, тривиальности темы, схематичности персонажей или примитивности сюжетных ходов. Не обнаружено ни скомканного финала, ни отсутствия морали, ни оторванности от реальной жизни. Зато есть искренность автора, тонкий юмор и жизненный сюжет.


Рекомендуем почитать
От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Русские народные сказки Сибири о богатырях

В книге публикуются русские волшебно фантастические сказки, записанные в разные годы, начиная с прошлого века и до наших дней, на территории Западной, Восточной Сибири и Дальнего Востока. В работе кроме печатных источников использованы материалы, извлеченные из архивов и рукописных фондов, а также собранные отдельными собирателями. К каждой сказке имеется комментарий, в конце книги даны словарь малоупотребительных и диалектных слов, указатель собственных имен и названий, топографический и алфавитный указатели, списки сказочников и собирателей.


50 оттенков черно-белого, или Исповедь физрука

Дмитрию 30, он работает физруком в частной школе. В мешанине дней и мелких проблем он сначала знакомится в соцсетях со взрослой женщиной, а потом на эти отношения накручивается его увлеченность десятиклассницей из школы. Хорошо, есть друзья, с которыми можно все обсудить и в случае чего выстоять в возникающих передрягах. Содержит нецензурную брань.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Лицей 2021. Пятый выпуск

20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.