Роман с Блоком - [12]

— Что же, по-вашему, послужило непосредственным поводом для выступлений?

Белецкий ответил, казалось, почти не раздумывая:

— В Петрограде внезапно распространились слухи о предстоящем, якобы, ограничении суточного отпуска выпекаемого хлеба — взрослым по фунту, малолетним в половинном размере. Это вызвало усиленную закупку публикой хлеба, очевидно, в запас, почему части населения хлеба не хватило. На этой почве двадцать третьего февраля вспыхнула забастовка, сопровождавшаяся уличными беспорядками. Правительству в ответ пришлось принять решительные меры, поэтому в ночь на двадцать шестое февраля было арестовано около ста членов революционных организаций, в том числе пять членов Петроградского комитета Российской социал-демократической партии. Тогда же, на собрании в помещении Центрального военно-промышленного комитета были арестованы еще два члена Рабочей группы, ранее избегнувшие задержания…

С точки зрения Блока, успевшего поработать с материалами Чрезвычайной следственной комиссии, департамент полиции при царе оставался единственно живым организмом, учитывавшим внутриполитическую ситуацию в России и степень ее опасности для разваливающегося государственного организма. Но умирающая власть не слышала, не могла, да и не хотела слышать тревожных докладов Охранного отделения, которые характеризовали общественное настроение. И это при том, что очень многие в придворном окружении считали, что самодержец обязан проявить свою волю и свою власть для подавления беспорядков. С их точки зрения, волнения солдат и рабочих Петрограда оказались огромной поддержкой кайзеру Вильгельму, и в Берлине, должно быть, царила вполне объяснимая радость…

Словно прочитав мысли Блока, председатель Следственной комиссии задал следующий вопрос:

— Степан Петрович, что вы лично думаете по поводу распространения в определенных кругах слухов о роли германской или австрийской разведок в свержении самодержавия?

— Видите ли, Николай Константинович… — умный Белецкий из самой постановки вопроса безошибочно догадался, какого именно ответа от него ожидают, и продолжал: — Господин Гучков сказал как-то, что даже если бы нашей внутренней жизнью и жизнью нашей армии руководил германский Генеральный штаб, он не создал бы ничего, кроме того, что создала русская правительственная власть. И при этом, как стало известно полиции, еще весной шестнадцатого года Протопопов, бывший тогда товарищем председателя четвертой Государственной думы, имел в Стокгольме тайную беседу с советником германского посольства Варбургом. С той целью, чтобы нащупать почву для заключения мира…

Муравьев посмотрел на секретаря, убедился, что Блок ничего не записывает, и задал следующий вопрос:

— Означает ли это, что департамент полиции так и не обнаружил никаких признаков иностранного вмешательства?

Степан Петрович ответил, хотя и не сразу:

— Мне известно только, что в самый разгар беспорядков… простите… в самый разгар революционных выступлений в Мариинском дворце находились какие-то посторонние лица, которые всю ночь хозяйничали в канцелярии Совета министров. Просматривали и выносили куда-то бумаги секретного характера. Ввиду этого, опасаясь разгрома служебного кабинета на Мойке, военный министр даже распорядился уничтожить в печах и в камине еще накануне приготовленные для сожжения документы. В частности, некоторые дела особого совещания по снабжению армии и флота и по организации тыла, секретные шифры, ленты и подлинные телеграммы о положении в Петербурге… Часть из этих бумаг не имела копий, так что теперь восстановить их возможно только по памяти… или совсем невозможно.

Николай Константинович удовлетворенно кивнул — материалы Комиссии полностью подтверждали слова бывшего директора департамента полиции. Только позавчера Блок отредактировал показания бывшего военного министра, в которых генерал Беляев сослался на то, что «руководился опасением, чтобы тайные бумаги не попали в руки громившей толпы, среди которой могли быть злонамеренные лица». В два часа дня, узнав, что громят его частную квартиру на Николаевской, по совету морского министра, сидевшего у себя в штабе, он перешел в Генеральный штаб, где его уже искали ночью, чтобы арестовать…

Прежде чем задать следующий вопрос, председатель Комиссии незаметно и быстро взглянул на двух нижних чинов из крепостного гарнизона, по-прежнему куривших возле двери:

— Где в настоящее время находятся документы департамента полиции о секретных связях Ульянова-Ленина и остальных его товарищей с германской разведкой?

— Я не знаю, — в недоумении пожал плечами Белецкий.

— Однако эти документы существуют?

Подобный поворот беседы явно оказался неожиданностью не только для подследственного, но и для самого Блока. Представитель солдатского комитета, в свою очередь, посмотрел на дежурного унтера, глубоко затянулся и выпустил дым в тюремный коридор.

— Я не знаю, — повторил Белецкий. — Хотя, по правде говоря, нисколько бы этому не удивился… Как известно, большевики еще в разгар русско-японской войны, сотрудничали с нашими врагами. Они получали деньги через японского резидента в Финляндии полковника Акаси Мотодзиро, якобы от своих товарищей-социалистов. Если помните, тогда произошел скандал с пароходом «Джон Графтон»…