Роман с Блоком - [11]

VIII. Всем генерал-губернаторам, губернаторам и представителям высшей администрации в провинции должно быть предоставлено право немедленного собственной властью удаления от должности тех чинов всех рангов и ведомств, кои оказались бы участниками антиправительственных выступлений, либо проявили в сем отношении слабость или растерянность.

IX. Государственный Совет остается впредь до общего пересмотра основных и выборных законов и окончания войны, но все исходящие из него законопроекты впредь представляются на Высочайшее благоусмотрение с мнением большинства и меньшинства. Самый состав его должен быть обновлен таким образом, чтобы в числе назначенных по Высочайшему повелению лиц не было ни одного из участников так называемого прогрессивного блока…»

— Да, мне известен этот документ.

— Здесь отсутствует подпись, — Муравьев указал Белецкому на последний лист.

— Это записка с планом неотложных мер спасения самодержавия, — спокойно пояснил Степан Петрович. — Она была составлена в кружке Римского-Корсакова еще во времена премьер-министра Штюрмера.

— Что это за кружок? — уточнил Николай Константинович. — Для протокола…

— Как я уже показывал на предыдущем допросе, это небольшое закрытое общество убежденных монархистов, которое возглавлял в мое время сенатор Александр Александрович Римский-Корсаков, один из руководителей Союза русского народа.

— Они имели какое-то политическое влияние на царя и его окружение?

— По-моему, нет. — Белецкий выдержал паузу. — Однако департамент полиции был обязан присматривать и за правыми, и за левыми политическими движениями…

— Вам известна дальнейшая судьба записки?

— Насколько я знаю, премьер-министр так и не подал ее государю, опасаясь, что она не отвечает либеральному настроению при дворе. Записка была вторично отпечатана и передана князю Голицыну, который все-таки передал ее царю от себя, но уже в ноябре прошлого года.

— Вы понимаете, что это, по существу, точный план монархического переворота?

Бывший полицейский чиновник промолчал. Блок посмотрел на него и заметил, что Белецкий как-то неожиданно сильно потеет — то ли от волнения, то ли из-за того, что в камере было по-настоящему жарко.

— Лично вы разделяете монархические убеждения? — не дождавшись ответа, продолжил Николай Константинович.

— Я не разбираюсь в политике, — покачал головой Белецкий. — Я просто выполнял свою работу.

— Ну-с, допустим. — Николай Константинович взял у него документы и положил их на стол. Потом кивнул Блоку. — Александр Александрович, записывать сегодня больше ничего не нужно.

Он опять обернулся к подследственному:

— Степан Петрович, как, не возражаете, если мы еще немного просто побеседуем? Без протокола?

— Отчего же не поговорить? — пожал плечами Белецкий. — Всегда пожалуйста…

— А вы не возражаете, товарищи? — на всякий случай обернулся к двери председатель Чрезвычайной следственной комиссии.

— Валяйте… — переглянувшись с надзирателем, разрешил представитель солдатского комитета. Особенных инструкций, как себя вести, ему не дали, а до ужина и до вечернего заседания было еще далеко.

— Скажите, Степан Петрович, вот, по вашему мнению… — в очередной раз поправил пенсне Муравьев, — в какой степени департамент полиции был осведомлен о подготовке революционных выступлений в Петрограде?

— Я полагаю, что хорошо осведомлен… постоянных секретных сотрудников в рабочей среде департамент полиции имел вполне достаточно.

— А в армии?

— Разумеется, настроения в армии также не могли не вызывать беспокойства, — кивнул Белецкий. — Мне известно доподлинно, что господин Протопопов, который не доверял сведениям контрразведки, хотел восстановить в войсках постоянную секретную агентуру, уничтоженную еще в тринадцатом году. О чем и докладывал царю. Несмотря на высочайшее согласие, департамент полиции не успел завести постоянных сотрудников в армии, однако сведений к нам и без этого поступало достаточно.

— Почему же полиция все-таки не приняла меры к предупреждению народных выступлений?

— Отчего же не приняла? — с некоторой профессиональной обидой ответил Белецкий. — Непосредственным результатом этого стал арест так называемой Рабочей группы, который состоялся, если мне память не изменяет, в конце января. Об этой ликвидации охранное отделение составило секретный доклад, мне его предъявляли на первом допросе… В этом докладе указывается, что представители группы организовали и подготовляли демонстративные выступления рабочей массы столицы на 14 февраля, с тем, чтобы заявить депутатам Думы свое требование незамедлительно вступить в открытую борьбу с ныне существующим правительством и верховной властью. И признать себя впредь до установления нового государственного устройства временным правительством… Материал, взятый при обысках, насколько мне известно, вполне подтвердил изложенные сведения, вследствие чего переписка по этому делу была передана Прокурору Петроградской судебной палаты. Кроме того, были обысканы и арестованы четыре члена пропагандистской коллегии Рабочей группы, у которых достаточного материала для привлечения их к судебной ответственности не было обнаружено. Тем не менее они были признаны лицами, безусловно, вредными для государственного порядка и общественного спокойствия, и департаментом было предложено выслать их из Петербурга под гласный надзор полиции.