Роман потерь - [14]

Шрифт
Интервал

Уже утро, а я совсем не спала. Я отказалась от завтрака и потратила два часа на то, чтобы прибрать в комнате. Я не могла найти свою копию Каифузо. Может быть, по собственной прихоти она взяла и это? У этой книги была прелестная обложка из голубого муарового шелка… Как я ненавижу обнаженные чувства! Чувствую себя птицей в клетке, которую вынесли на базар для продажи и в которую тычут грязными пальцами.

Юкон и другие служанки оставались в прихожей, не осмеливаясь беспокоить меня. Я знала, что новость о происшествии распространится по дворцу, подобно чернильному пятну на моем столе. Я должна взять себя в руки, чтобы не доставить своим врагам удовольствия видеть мои страдания.

Теперь мне стало понятно, почему Изуми так посмотрела на меня в Храме Камо в ту ночь, когда вор прокрался ко мне в комнату.

Я стояла под купой кедров около первого моста у Верхнего Храма. Был поздний вечер, падал легкий снег, снежинки кружились в свете факелов, которые несли мужчины. Я дрожала от холода, несмотря на то что на мне был толстый халат. Стоявшие рядом женщины чувствовали себя так же. Чтобы согреться, мы сбились в кучу, как животные на пастбище, и наше дыхание, перемешиваясь с дымом факелов, поднималось высоко к ветвям кедра.

Танцоры пошли по мосту, и вскоре мы увидели первых из них. Почему они так испугали меня? Ножны их мечей сверкали в свете факелов, на лицах застыло каменное выражение. За ними двигались музыканты, звуки их флейт сливались с журчанием потока.

Какими холодными кажутся звуки флейт зимней ночью! Холод принизывал меня до костей. Я припомнила историю, рассказанную мне Канецуке, о капитане внутренней стражи дворца, который однажды возглавлял процессию танцоров в Камо. Он упал с лошади и сломал шею. Говорили, что его призрак обитал в водах потока под мостом около Верхнего Храма. Я поежилась.

Интересно, не придумал ли Канецуке эту историю только для того, чтобы напугать меня?

Хлопья снега налипли мне на щеки, и я подняла руку, чтобы вытереть их рукавом. Я повернула голову, заметив стоявшую неподалеку Изуми. Она наблюдала за мной. Когда наши взгляды встретились, она подняла подбородок и улыбнулась. Это была особенная улыбка, озаренная потаенным знанием. Она заставила меня покраснеть и почувствовать смущение. Я отвернулась, глядя на проходившую мимо процессию. Какими гордыми и напыщенными казались эти люди, наряженные в весенние одежды цвета зеленой ивы. Их головы были украшены венками из бумажных глициний, таких же искусственных и фальшивых, как улыбка Изуми и история, рассказанная Канецуке.

Разве это не забавно — называть женщину Убежищем? «Убежище императора отправилась в Храм Узумаса, — говорим мы или «Убежище чувствует недомогание и три дня не выходила из своих комнат». Слова слетают с языка, как старая одежда с плеч, и мы не задумываемся о том, откуда они взялись и каково их истинное значение.

Лишь немногие женщины действительно являются Убежищем, хотя многие мечтали бы быть. Даже морганатическая супруга императора не обладает этим титулом, до тех пор пока не забеременеет. Только после этого ее признают его убежищем, утешительницей, приютом, тихой гаванью, его крепостью. Есть много метафор, чтобы описать женщину, исполняющую эту роль, если у кого-то возникнет такое желание.

Женщина более низкого происхождения, которая носит ребенка своего мужа, не удостаивается этого имени. Еще менее заслуживает его незамужняя женщина, даже если ее возлюбленный говорит ей о том, как она желанна, удостаивает ее всех известных эпитетов такого рода. Все равно она не убежище.

А женщина, которая рожает ребенка от неизвестного отца! Как может она рассчитывать получить такое имя? Несмотря на то что она так же проливает кровь, испытывает те же муки, что и удостоенные этого почетного титула, она никогда не получит его. Даже если продолжает любить отца своего ребенка — после всего, что произошло между ними, — она никогда не станет его приютом, тихой гаванью или чем-то еще в этом роде.

Бузен сказала мне, что жрица не в себе. Позор угнетает ее. Она исхудала, ест мало или совсем ничего и не выходит из своих покоев в Токаден. Императрица навещает ее каждый день, но отец отказывается от встречи с ней, так как очень рассержен. Горничные прячут от нее ножницы, потому что она грозится остричь свои волосы.

Бедняжка! Какой несчастной должна она себя чувствовать, если ее привлекает доля остриженной монахини! Неужели она думает, что, расставшись со своими локонами, сможет разорвать связь с Канецуке? Нет, она на всю жизнь привязана к нему. Их имена будут соединены до тех пор, пока она не умрет и не обратится в пепел. Она может не быть его женой, но ее судьба связана с его судьбой так же, как вол привязан к своему ярму.

Если бы отречься от мужчины было так же легко, как сменить один наряд на другой! Если бы я думала, что, отрезав волосы и надев серый наряд, смогу избавиться от тех, кого не должна была любить, я бы давно это сделала.

Поговаривают о том, чтобы отправить девушку во дворец императрицы в Первом районе. Даинагон говорит, что собираются отремонтировать западное крыло. Мастерам обещана двойная плата, если они закончат работы до нового года. Как странно думать, что жрица может провести там остаток своей жизни.