Роман одного спаги - [25]

Его невеста… Он часто о ней думал… Казалось, стоит ее потерять, и жизни наступит конец. В воспоминаниях она являлась Жану озаренная лучезарным сиянием. Он с восторгом пытался представить себе взрослую девушку, о которой писала мать, хорошевшую день ото дня, силился вообразить лицо юной женщины, преображая черты пятнадцатилетней девочки, которую оставил. Он связывал с ней все свои планы на счастливое будущее. Это был драгоценный клад, хранившийся где-то там, в надежном и безопасном месте, у домашнего очага. Образ Жанны сливался с прошлым, растворяясь в нем, а до будущего было еще очень далеко, и порою Жан просто терялся.

А старые родители, их он тоже очень любил!.. Отца почитал самозабвенно, испытывая к нему глубочайшую сыновнюю привязанность.

Но самое нежное чувство хранилось в его сердце по отношению к матери.

Возьмите любого матроса или спаги из числа отверженных молодых людей, которые проводят жизнь на чужбине, в далеких морях или странах изгнания, в крайне суровых и непривычных условиях; возьмите самые буйные головы, выберите самых беспечных, лихих и распутных, загляните к ним в сердце, в потаенный, сокровенный его уголок: зачастую в этом святилище вы найдете образ старой матери, какой-нибудь старухи крестьянки, уроженки Басконии в шерстяном капюшоне или же славной бретонки в белом чепце.

XIII

В четвертый раз наступил сезон дождей.

Изнуряющие дни без единого дуновения ветерка. Тусклое, свинцовое небо отражается в гладких как зеркало водах океана, где резвится множество акул; унылая полоса песков, идущая вдоль всего африканского побережья, приобретает под палящими лучами солнца ослепительно белый цвет.

Это время больших рыбьих сражений.

Спокойная водная гладь без всякой видимой причины на нескольких сотнях метров покрывается внезапно рябью, потом вздымается пеной и мелкими кипящими брызгами. Судя по всему, огромный косяк, уповая на скорость миллионов плавников, удирает по самой поверхности воды от прожорливой стаи хищников.

Это излюбленное время черных гребцов на пирогах, время долгих переходов и гонок.

Представьте себе, что днем, когда духота кажется европейцам совершенно невыносимой и жизнь как бы замирает – малейшее движение становится в тягость, вам удалось вздремнуть под сенью мокрого тента на каком-нибудь речном судне; так вот ваш тяжелый полуденный сон нередко могут нарушить крики и свист гребцов, громкие всплески воды, разметаемой лихорадочными взмахами весел. Мимо проносится целая флотилия пирог, оспаривая первенство в яростном состязании под жгучим солнцем.

И все черное население, проснувшись, высыпает на берег. Зрители подбадривают соперников громкими криками, встречая победителей аплодисментами, а побежденных, как и у нас, – шиканьем и свистом.

XIV

Жан проводил в казарме ровно столько времени, сколько предписывалось службой, да и то его нередко замещали товарищи. Начальство закрывало глаза на такого рода соглашения, позволявшие Жану большую часть дня оставаться у себя дома.

Теперь он стал всеобщим любимцем; обаяние его ума и честности, очарование внешности и голоса, умение вести себя мало-помалу покорили всех. Несмотря ни на что, Жан в конце концов сумел завоевать доверие и уважение окружающих, добиться особого положения, дававшего ему почти полную свободу и независимость; он был исполнительным, усердным солдатом, оставаясь при этом почти свободным человеком.

XV

Однажды вечером Жан, как всегда, явился на перекличку.

Старая казарма утратила свой обычный тоскливый вид. Во дворе велись шумные разговоры, некоторые спаги в порыве безумной радости стрелой носились по лестницам то вверх, то вниз. В воздухе повеяло переменами.

– Важное известие, Пейраль! – крикнул ему эльзасец Мюллер. – Завтра ты уезжаешь, повезло тебе, едешь в Алжир, счастливчик!

Двенадцать новых спаги прибыли из Франции с дакарским пароходом, двенадцать из тех, кто служил дольше всех, должны были уехать (и Жан в их числе), им была оказана особая честь: закончить срок службы в Алжире.

На другой день вечером они отбывали в Дакар.

В Дакаре им предстояло сесть на французский пароход, направлявшийся в Бордо; оттуда они доберутся до Марселя южной линией, причем время, отводившееся на дорогу, предполагало некоторую свободу передвижения, давая возможность заглянуть в родные края тем, у кого был такой край и отчий дом; в Марселе их будет ждать пароход, идущий в Алжир – сказочный город, где последние годы службы пролетят словно сон!

XVI

Жан возвращался к себе унылым берегом реки. На Сенегал опускалась звездная ночь, жаркая, тягостная, удивительно тихая и прозрачно ясная. Слышался легкий плеск воды в реке и приглушенный расстоянием звук барабана – весенний анамалис фобил; в четвертый раз на том же самом месте Жан внимал этому страстному зову, который был связан для него с воспоминаниями о первых неистовых наслаждениях в черной стране. Теперь, казалось, он посылал ему прощальный привет…

Тонкий серп луны; крупные звезды – их мерцание проникает сквозь пелену светящихся испарений; внизу, у самого Горизонта, – огни, зажженные на другом берету, в негритянской деревне Сорр, – все вместе, сливаясь, отбрасывает на теплую воду расплывчатые полосы света; жаркая неподвижность воздуха, жаркая дремота воды, и всюду – фосфоресцирующее свечение: природа насыщена жарой и мягким сиянием; на берегах Сенегала – исполненная тайн тишина и тихая грусть…