Роман одного открытия - [8]

Белинов замолчал, словно для того, чтобы перевести дух. Затем он спокойно продолжил:

— Экспериментально и клинически взаимная зависимость гормонной и нервной систем установлена. В новой физиологии человека, а вместе с тем и в психологии, отсюда могут быть сделаны выводы огромного значения…

Белинов бросил взгляд на свои заметки.

— Я остановлюсь только на некоторых из них. По моему мнению в данном случае они особенно важны… От полного, нормального, богатого выделения гормонов железами внутренней секреции в огромной степени зависит равновесие в функционировании нервной системы, глубина, богатство, мощность, гармоничность душевной жизни человека. Самый ценный мозг, с развитыми центрами, с глубокими и сложными извилинами в мозговой коре, теряет свою устойчивость, силу, работоспособность при расстройстве, недостаточности или полном отстранении эндокринных желез, особенно щитовидной, паращитовидной, гипофизной, половых желез…

Белинов снова остановился, будто опять желая перевести дух, взглянул на передние ряды и продолжил:

— Это сложное, я бы сказал, демократическое устройство живого организма, зависимость «командной» системы — нервной, головного мозга и его коры, от внутренней среды, в которой гормоны являются специфическими и активными стимуляторами… Конечно, нервная система, получая и внося в организм разные «толчки» из внешней среды, во многих случаях побуждает к деятельности и гормонные факторы. Так внешняя среда во всей эволюции организмов есть главная определяющая, но высший организм — человеческий, имеет свои внутренние закономерности. И их нужно знать… Только тогда мы будем в состоянии делать правильные выводы для нашей практики.

Легкая краска снова на секунду покрыла выпуклый лоб Асена Белинова, глаза его снова посветлели, выдавая силу внутреннего напряжения, порождавшего его идеи.

Очевидно Белинов подходил к проблеме, которая его особенно волновала.

— Всем известны имена Штейнаха и Воронова (французский врач Браун Секар является их отдаленным предшественником). Их методы еще недавно были сенсацией и модой в аристократических европейских салонах… Омоложение путем пересадки обезьяньих желез — сомневается ли кто-нибудь в том, что эта спекуляция наукой может быть только сенсацией для печати и материалом для литературного сарказма?.. Подлинная наука всегда находится в границах глубокого и осмысленного опыта и по духу она реалистична и гуманна…

В аудитории царила напряженная тишина.

Все как будто затаили дыхание — очевидно общее чувство, общий аффект объединил разношерстную публику, приковывал внимание в кафедре, с которой спокойно, внушительно разносился голос молодого ученого.

— Если действие гормонов, — Белинов теперь явно говорил о том, что особенно его волновало, — искусственно введенных в истощенный организм какого-нибудь лорда или леди, может быть безвредным и стимулирующим, то старость, наступившая вследствие изношенности всех органов, уступит ли вновь место расточительной молодости без страха капитуляции, под действием впрыснутых в кровь и лимфу гормонов или вшитых в увядшее тело свежих обезьяньих желез? Мы не знаем пределов старости — наша земля носит столетних старцев, пьющих росу с наших гор… Молодость очевидно может быть более продолжительной… и в Париже, и в Лондоне… Это к нам не относится. Нас интересует совсем другое…

Глубокая складка прорезала переносицу Белинова. Он подошел вплотную к вопросу, который горячил его мозг.

— Мы не очень-то сочувствуем старческому эгоизму западных народов, которые за счет желез своих колониальных обезьян желают вернуть себе право на молодость. Наша новая наука приходит к другим выводам. Энергия молодости не покупается деньгами тех, кто уже берет от жизни, ничего не давая ей взамен… К другим вершинам несется мысль наших народов. Они ищут гения науки для повышения творческой энергии, для того, чтобы обратиться к интенсивной и плодотворной жизни, угнетаемые бременем угасающей эгоистической старости…

Тут Белинов снова остановился, взволнованно оглядел аудиторию и тихим голосом, словно исходящим из глубины души, заставившим замереть всю аудиторию, прошептал:

— Я постиг. Мне удалось решить труднейшую и единственную в своем роде задачу. Средствами химического синтеза я получил новый гормон… Новую комбинацию гормонов. Новый биосок, которому дал условное название УТОПИН… Название не указывает на состав и биохимические качества, а на идею, заложенную в его открытие. Серия впрыскиваний утопина, под контролем физиологов, медиков, психологов, молодым организмам, вызывает к жизни новые качества, новые дарования, превращает обыкновенного, но здорового молодого человека в плодовитого, одаренного, полезного члена общества…

Молодой ученый замолчал — он заметил промелькнувшие по лицам ученых и профессоров, публики из первых рядов, скептические улыбочки, но видел и теплый блеск в глазах молодежи с последних скамеек. Он почувствовал, что молодежь с ним и за него и уверенно продолжал:

— Утопин действует настолько эффективно на высшую нервную систему человека, что и самый простой пастух с гор, каменщик или мальчик из лавки может неожиданно, как по мановению волшебного жезла, стать мировой знаменитостью. Просто как в сказках. Выпив волшебного зелья, герой начинает понимать язык птиц, тайну всех вещей. Так подвергнутый действию утопина он просыпается в одно прекрасное утро, неожиданно для самого себя, одаренный исключительным талантом!..