Роман на Рождество - [75]

– Мне попадаются кончики срезанных перьев. Их, пожалуй, хватило бы на целый зверинец.

– Вернее, на птичник, – с горечью поправила она.

– Я поражен. Меня всегда интересовало, как женщины ухитряются делать себе такие высокие прически. Теперь-то я знаю.

– Иногда Люси для объема кладет внутрь прически подушечку, – объяснила герцогиня. – Если не использовать клейкое вещество, как еще заставить перья стоять на голове? Я, например, для приемов и балов использую перья длиной целых шестнадцать дюймов. Наверное, я зря виню Люси – она привыкла к тому, что многие дамы оставляют волосы между укладками нерасчесанными и даже вместе с приклеенными перьями. Вот она и не прикладывала особых стараний, хотя я настаивала на регулярном мытье головы.

– О, я нашел великолепную заколку, – сообщил Флетч. – С бриллиантом!

– Люси ее только вчера заколола. – обиженно ответила Поппи. – Ты так говоришь, что я начала себя чувствовать страшной грязнулей.

– Ты сама произнесла это слово, – сурово возразил он. Но жена выглядела такой подавленной и несчастной, что Флетч смягчился: – По крайней мере ты никогда не благоухала свиным жиром, как многие другие дамы. Ненавижу этот запах.

– Понимаешь, пудра пристает к свиному жиру слишком прочно, и под ней начинается ужасный зуд. Поэтому я использую свечное сало.

– Свечное сало?! – изумился Флетч. Это обстоятельство объясняло обилие колтунов. Он безжалостно состриг еще несколько штук – действительно, в них было свечное сало.

– Я найму другую горничную, – решила Поппи. – Честно говоря, Люси мне никогда не нравилась.

– Тогда зачем, скажи на милость, ты держала ее столько времени?

– Ее порекомендовала мне мама. Люси – француженка. И она делает мне чудесную завивку. Помнишь бал у леди Сэлсбери?

– Да, у тебя еще была прическа размером с Вавилонскую башню.

– Очень красивая!

Несколько состриженных Флетчем комков упали Поппи на грудь. Она собрала их и, содрогнувшись от отвращения, бросила на пол.

– Не понимаю, почему ты не замечала, что делает, а вернее, чего не делает твоя горничная? – спросил он.

– А как бы я узнала? – рассердилась Поппи. – Леди никогда не расчесывают себе волосы сами!

– Леди не делают того, не делают этого… – проворчал герцог. – Я рад, что родился мужчиной.

– Если бы я была мужчиной, то пошла бы учиться в Кембриджский университет и стала бы знаменитым натуралистом!

– Могу себе представить: доктор Поппи, самый знаменитый в мире специалист по опоссумам из семейства собачьих, – ухмыльнулся Флетч. – Все, кажется, я закончил.

С этими словами он провел гребнем по оставшимся локонам.

– А я не закончила, – возразила герцогиня. – Надо сменить воду, в этой мыться невозможно.

Флетч подобрал с пола ее платье и благоразумно набросил его на висевшее в углу зеркало, потом подал жене купальную простыню.

Поппи с сомнением посмотрела на простыню – она была совсем небольшая – и перевела взгляд на мужа.

– Ты помнишь, что интимные отношения меня больше не интересуют? – сказал он. – Все в прошлом.

Но она не отводила от него требовательного взгляда. Флетч заставил себя улыбнуться.

– Хорошо, я пойду вниз, попрошу хозяина сменить воду в ванной, – сдался он.

Из-за безумного возбуждения спуск по лестнице прошел довольно болезненно, но в душе Флетч ликовал: начало было положено.

Глава 38

Герцог оставался внизу все время, пока его жена второй раз принимала ванну. Воспользовавшись предоставленной ей свободой, Поппи первым делом открыла зеркало. Вид неровно выстриженных прядей заставил ее разрыдаться. Однако она быстро взяла себя в руки, забралась в наполненную чистой водой ванну, от которой шло приятное тепло, и тщательно вымылась. На сей раз она могла быть уверена, что действительно освободилась от пудры, перьев и прочего, потому что не сидела сложа руки, предоставив все служанке, а сама промыла голову, пройдясь по каждой из оставшихся прядей.

«Никогда больше не доверюсь ни одной горничной!» – поклялась себе Поппи.

Она уже вытиралась у огня, когда ей в голову пришла мысль, что слово «никогда» должно относиться и к лавандовой пудре. Какой смысл каждый день пудрить волосы, чтобы привлекательно выглядеть, если ее муж больше не желает ее как женщину?

Очень странно, но эта мысль задела Поппи.

– Собака на сене, – обругала она себя, стряхивая с волос воду и откидывая их за спину. Казалось, теперь они почти ничего не весили, но ощущение легкости пришлось Поппи по душе. Увы, ей очень хотелось, чтобы Флетч ее желал, пусть даже она не собиралась заниматься с ним любовью.

«Переживать из-за того, что он больше меня не хочет, очень глупо», – убеждала себя Поппи. Она целых четыре года умирала от смущения и, конечно, от ужасного зуда, терпя домогательства мужа, молясь про себя, чтобы он скорее закончил и ушел. С какой стати теперь тосковать по его ласкам?

Разумеется, она совсем не тосковала.

Только почему-то эта просторная комната в присутствии Флетча казалась тесноватой – такой он был рослый, и Поппи то и дело ловила себя на том, что любуется его широкой грудью с буграми мышц, особенно заметными под мокрой рубашкой. Он был теплый, твердый, мускулистый, тогда как ее тело было мягким и, конечно, не имело такой мускулатуры, как у Флетча.