Роман Молодой - [63]

– Царь одет очень скромно, – подумал брянский князь. – На нем лишь небогатый синий халат, такового же цвета недорогая чалма и совсем простые штаны – как у татарских воинов!

– Рассказывай же, коназ-урус! – очнулся от раздумий хан. – И поведай мне все без капли лжи! – Его тонкие рыжие усы ощетинились, словно кошачьи, а короткая, но густая, рыжеватая бородка, напоминавшая клин, как будто зашевелилась. – Зачем ты принял вчера знатного, но беспокойного, мурзу?

– Этот человек, государь, захотел стать моим кунаком! – ответил, смущенный ханской осведомленностью, брянский князь. – И я щедро угостил своего гостя отменным пловом и добрым кумысом!

– Только и всего? – усмехнулся хан Мюрид. Его злое лицо побагровело, а черные глаза блеснули недобрым огнем. – Разве ты не знаешь, что Бегич – лучший воин злобного Мамая?

– Я слышал о нем, как о славном воине, но о том, что он служит Мамаю – не знал! – буркнул князь Роман. – Зачем мне, твоему верному князю, сведения о людях какого-то непутевого Мамая?

– Неужели этот Бегич не говорил тебе о Мамае? – насторожился ордынский хан, однако было видно, что его гнев прошел.

– Ничего не говорил, государь! – пробормотал брянский князь. – Мы беседовали о красивых женках и ратных делах…

– О женках? – вздохнул с облегчением Мюрид-хан. – Значит, он не обманул моих людей и в самом деле привез сюда на продажу рабынь! Ну, и много ты решил купить у него женок?

– Да так, государь, одну или две…, – тихо сказал Роман Брянский, склонив голову. – У меня почти нет денег…Я привез тебе в казну все мое серебро!

– Тогда якши, Ромэнэ, – кивнул головой хан. – Я вижу, что тебе пора возвращаться в свой Брэнэ! Благо, что ты привез подобающие дары и правильный «выход»! Завтра мои люди принесут тебе ярлык на твой улус и тогда уезжай домой, чтобы не чесать здесь язык с нашими воинами! И не забудь купить рабынь у своего кунака Бегича! Тогда мы увидим всю правду твоих слов!

В самом деле, уже на следующий день ханский раб принес к нему в юрту ярлык, свернутый в рулон и скрепленный вислой свинцовой печатью. Пришлось князю, не испытывая радости, идти на сарайский базар и покупать невольниц. Однако деньги ему для этого не понадобились: мурза Бегич, стоявший на торжище среди своих слуг, как только увидел брянского князя, сам предложил ему в подарок лучших рабынь.

– Благодарю тебя, славный воин! – говорил, уводя двух самых красивых, как ему показалось, девушек князь Роман.

И вот в дороге татарские рабыни оказались как раз кстати! Они умело, по очереди, ублажали своего нового хозяина, когда тот останавливался на привал и укладывался спать в свою большую просторную телегу.

– Ладно, что была хоть какая-то радость! – думал князь, вспоминая ту поездку в Орду и глядя невидящими глазами на своих разговорившихся бояр. – Теперь у меня есть банные девицы, которые будут ублажать меня и моих знатных гостей! А потом еще прикуплю в Орде прелестниц, и дело сладится!

В этот момент отворилась дверь, и в думную светлицу вошли княжеский огнищанин Улич Брежкович и литовский посланник, одетый в опрятный русский кафтан и плотные кожаные штаны, заменившие ему на время пребывавшую в стирке, запачканную грязью далекого пути одежду.

– Расскажи нам, славный Гедрус, все новости о моем названном отце! – громко сказал брянский князь, как только посланник, повинуясь его жесту, уселся на переднюю скамью рядом с епископом Нафанаилом. Тот даже не пошевелился, чтобы благословить литовца.

– Что тебе сказать, Роман? – молвил на хорошем русском языке литовец. – Я не хочу обижать тебя, но не могу не передать слова моего господина, великого князя и короля Альгирдаса. Он был очень недоволен тобой и произнес таковое: – Я знаю о твоей дружбе с коварной Москвой, князь Роман, и осуждаю тебя за это! У тебя осталось немного времени, чтобы исправить ошибку! Я искренне верил тебе, но теперь моя вера поколеблена! Немедленно прекращай все связи с Москвой и больше не принимай у себя московского митрополита Алексия! Теперь ты можешь не ездить в Орду и забыть о татарском «выходе»! А все ордынское серебро отсылай теперь ко мне, в славный Вильно!

– Это невозможно! – возмутился Роман Михайлович, выслушав литовца. – Стоит мне порвать с Москвой, как у меня появятся новые враги! А если не возить в Орду «выход», то тогда нам совсем не жить!

– Ну, князь Роман, тогда не обессудь! – сказал, вставая, литовский гость. – Мой господин и твой названный отец Альгирдас упредил такое твое решение следующими словами: – А если наш неблагодарный Роман откажется выполнить мои требования, тогда пусть знает, что я вскоре пошлю на Брянск большое войско и передам брянский «стол» другому князю! – А теперь прощай! – И литовский посланник, не говоря больше ни слова и даже не поклонившись, вышел из думной светлицы. На другой день он отбыл в Литву.

Через три дня в Брянске начались серьезные беспорядки. Какие-то люди метались по городу и кричали хулу по адресу князя Романа. Княжеские приставы избегались, пытаясь отловить злословов, но все было бесполезно: горожане укрывали крамольников. И утром, и днем, и вечером горожане собирались в кучки на площадях и в людных местах, ругая своего князя за «дружбу с проклятой Москвы и ворожбу против Господа»! Кто придумал про «ворожбу» оставалось загадкой. Князь Роман был довольно благочестив, постоянно ходил в церковь, что же касается его любовниц, «банных девиц и ключницы», то здесь колдовством и не пахло! Наконец, по приказу престарелого мечника Сотко Злотковича, приставы, исхитрившись, сумели поймать злоумышленника, выкрикивавшего против князя обвинения в колдовстве. Им оказался краснорожий приказчик брянского купца Добра Олдановича по имени Свербей. Он долго отпирался, но потом, после «знатного допроса с пристрастием» перед смертью признался, что «о княжеском колдовстве ему поведал какой-то литовец, который ходил по городу и рассказывал, что будто бы в княжеской бане собираются ведьмы, княжеские любовницы, и творят молитвы самому лукавому, наводя порчу на брянский люд»!