Роман - [29]

Не успели наши гости отреагировать на это потрясающее открытие, как мистер Сайто закричал:

— Стоп!

И мы оказались перед типичным американским указателем: «Вы находитесь в округе Ланкастер. Здесь самые богатые фермерские хозяйства Америки».

«Никон» щелкал с сумасшедшей скоростью словно заведенный под проворными руками мистера Сайто. Ко всему прочему в пленке было не тридцать шесть, а семьдесят два кадра. Отсняв цветную пленку, он вставил черно-белую и продолжил фотографировать окрестные пейзажи, где будет работать его команда в 1991–1992 годах.

Когда мы продолжили поездку, он уже стал несколько более разборчив в выборе кадров для фото. Он собирался показать эти снимки тем, кто займется фильмом. Властным тоном он приказывал: «Здесь!» — и выпрыгивал, щелкая фотоаппаратом как сумасшедший. К тому моменту, когда начало темнеть, он уже отснял четыре цветные и три черно-белые пленки, то есть около шестисот кадров.

Мы с Эммой были поражены его высшей степенью деликатности: у каждого амиша, которого мистер Сайто встречал по дороге, он всегда спрашивал разрешения, чтобы сфотографировать его. Однако он прятался за деревья, когда снимал конные повозки, тащившиеся по дороге с бородатыми, одетыми во все черное, путешественниками. Да и израильтянин оказался тоже очень вежливым.

Эмма была настолько очарована джентльменским поведением наших гостей, что предложила:

— Вы знаете, ферма, где жили братья, — старая ферма Столцфусов — все еще существует. Хотите посмотреть ее? Конечно, она несколько перестроена, но основная часть сохранилась в первозданном виде.

Мистер Сайто даже выпрыгнул из машины, думая, что ферма где-то рядом, но Эмма остановила его и, свернув на боковую дорогу, привезла нас прямо к месту, где происходила схватка двух братьев. Мистер Сайто, оставшись в машине, чтобы получше обозреть местность, сказал:

— Дело не в подтяжках. А в шкале ценностей, в которые они верили. — Откинувшись к спинке своего сиденья и осматривая пейзажи, продолжал он спокойно: — Я уже все это вижу на экране. Эта природа вдохновляет меня. Никогда я не представлял все так ясно… холмы… ручей., амбары. Полюбуемся всем этим, пока совсем не стемнело.

Наши гости выскользнули из машины и начали снова щелкать фотоаппаратами, стараясь найти лучший ракурс фермы Столцфусов, где развернулись когда-то драматические события. Подойдя ко мне, мистер Сайто перестал снимать, удивленный огромными просторами, простиравшимися вокруг.

— Так много земли и так мало людей.

И мне было понятно, о чем он думает, приехав из своей перенаселенной страны.

Затем, к моему удивлению, он взял израильтянина под руку, и они уверенно направились к дому фермера, перекинулись несколькими словами с владельцами, и, очевидно, им было сказано, что здесь фотографировать нельзя. Вернувшись к нам, израильтянин попросил Эмму подойти и с помощью своего платка и платка японца соорудил то, что с расстояния напоминало бы белый капор немецкой женщины. Этот убор сделал Эмму похожей на ее предков — и они стали фотографировать, как Эмма двигалась на фоне построек и амбаров. Я смотрел на нее, и так, на расстоянии, мне она представлялась частичкой тех феодальных времен.

Мы вернулись в гостиницу, когда уже стемнело, поужинали и поднялись в двести семнадцатую комнату, где провели около двух часов, досматривая фильмы. Увидев все это сразу же после реальных пейзажей «Изгнанного», мы могли представить себе, что можно сделать с историей об амишах.

— Я преклоняюсь перед красотой ваших земель, — сказал мистер Сайто после окончания просмотра. — Я понял всю драму ваших предков, когда читал книгу в Японии. Но я и не представлял, что земля, за которую они боролись, так удивительно красива.

Я вынужден был вмешаться:

— Я писал роман и могу заверить вас, что они воевали не из-за земли, а из-за религии. Но звала Амоса вернуться и просить о прошении, конечно, земля.

Обернувшись к своему партнеру, мистер Сайто торжественно произнес:

— Мы снимем этот фильм как оду земле, потому что земля, которую мы сегодня видели, — это настоящая поэма. — И, уже когда мы подходили к машине, он предупредил: — Не беспокойтесь из-за нас завтра утром. Мы наймем машину в гостинице и сами поедем в аэропорт. — Целуя Эмме руку, он заключил: — Вам не придется краснеть за наш фильм.

Мы ехали домой, желая, чтобы все эти предсказания сбылись, так как насладились обществом двух людей, понимающих прекрасное.

* * *

В последующие недели в «Эй-би-и» прилетали различные группы незнакомых людей, которые арендовали машины и Рейнской дорогой направлялись к нам. Зачем всем им нужно было брать у меня интервью, если, по слухам, мой роман провалился? Потому что и миссис Мармелл, и мисс Крейн, готовые защитить как мои, так и свои собственные интересы, просили всех друзей о помощи, расхваливали в письмах мой роман и использовали все возможные и невозможные способы, чтобы опровергнуть дурные слухи.

Они предлагали журналистам приехать в Дрезден, чтобы те воочию убедились, что я жив и здоров. Некоторых направляла миссис Мармелл, других — мисс Крейн, но обе предварительно договаривались с Эммой, которая до хрипоты объясняла всем, как выехать из аэропорта и куда завернуть, чтобы попасть на Рейнскую дорогу.