Роман межгорья - [37]

Она тщетно пыталась сдержать себя, но, обняв тонкую колонну, поддерживавшую крышу веранды, прижалась к ней лицом и дала волю слезам.

Саид стоял пораженный. Улыбка еще задержалась на его устах, а загорелое лицо уже бледнело все сильнее. Плач женщины вырвал его из оцепенения, и он стал успокаивать ее.

— Прекрасно, Любовь моя! — воскликнул он, обнимая Любовь Прохоровну. — Теперь мы…

Любовь Прохоровна, резко обернувшись, оборвала его.

— Теперь мы должны разойтись, Саид-Али, чтобы впредь встречаться разве что как хорошие знакомые, — печально произнесла она.

— Ничего не понимаю, — насилу вымолвил Мухтаров.

Она пожала плечами, даже улыбнулась. Однако уже не той улыбкой, которую так любил Саид.

— Я должна уйти, Саид-Али, должна! — грустно и решительно говорила Любовь Прохоровна, поглаживая отросшие в Чадаке, разбежавшиеся по плечам вьющиеся волосы.

А он все молчал, пытаясь понять, какой смысл скрывался за обычными словами «должна уйти».

— Мы были счастливы, Саид-Али… но у нашего счастья не бесконечная тропа, когда-то нужно и остановиться… Саид-Али, мой любимый! Я не хочу, чтобы эта тропа окончилась бездной. Лучше сами остановимся… Муж предупредил, что… сегодня мы уезжаем. Он может броситься разыскивать меня, еще кого-нибудь встретит… Это бездна, бездна!..

— Люба, ты не то хотела сказать.

— Нет, это, Саид-Али. Успокойся и возьми себя в руки. Или ты забыл, что Любовь Прохоровна Храпкова — замужняя женщина… Как думает муж — честная жена…

— Погоди, погоди. За этот месяц многое изменилось в твоей жизни. Ты, Любовь моя, честная женщина и теперь стала моей женой.

— Твоей? Ха-ха-ха… — Любовь Прохоровна принужденно засмеялась, но снова отвернулась.

— Любушка, ты, наверное, шутишь, нарочно злишь меня. Ведь это так понятно. Доктор Храпков — культурный, современный человек, он поймет…

— Вы с ума сошли, Мухтаров! — сказала она и обернулась. Она глядела на него огромными, испуганными глазами. — Подумайте хотя бы о том, в какое положение я была бы поставлена подобным разговором…

Она не выдержала, склонила отяжелевшую голову на широкую грудь Саида, не скрывая рыданий.

— Неужели тебе, Саид-Али, непонятно, что я… повенчана с ним церковным браком, я ведь православная… Да что я говорю!.. Мы с тобой лишь в любви едины, а на самом деле совсем разные. Еще не было случая, чтобы русская по доброй воле стала женой… узбека. Только наша любовь… А она страшная, мне не под силу!..

— Да будь проклято все — и твое православие, Любовь Прохоровна! Ведь мы прежде всего люди! Или ты хочешь сказать, что поскольку я узбек, то религиозные и национальные предрассудки станут между нами, как стена? Я коммунист! Не православный, не мусульманин, пойми это. «Повенчана»… Это формальность, которой мы противопоставим такой же законный развод…

— Мы были ослеплены… И то я чувствовала. По крайней мере, дома я вспоминала и… молилась, будто преодолевая какую-то… пропасть…

Саиду казалось, что он сойдет с ума от такой страшной и неожиданной перемены в их отношениях. Какие сложные проблемы он снова должен решать! Им овладели злость и отчаяние. Ему хотелось разрубить этот узел навсегда одним решительным ударом.

— Мы можем уехать отсюда. Ты не будешь чувствовать «мусульманства», а «православие» я помогу тебе забыть без молитв. Ты невесть какая православная, а я и вовсе не мусульманин. Строится новая жизнь, стираются стены, разделявшие нации, утверждается новое понимание морали…

Любовь Прохоровна, оторвавшись от Саида, наскоро вытерла слезы и с каким-то отчаянием промолвила:

— Все, о чем вы говорите, Саид-Али, это не для меня… Вы хотите перевоспитать меня? А не поздно ли? Да и нужно ли это жене врача Храпкова?!

Затем она немного помолчала. О том, какие она сейчас переживала муки, можно было судить по нервным судорогам, бороздившим ее побледневшее лицо.

— Прощайте, Саид-Али… Забудем об этих днях. Собственно, я… их буду помнить всю жизнь, оставшись… православной и «верной» закону своих предков. Умоляю вас, во имя нашей любви не старайтесь нарушать этих, пускай и старых, связей. Я чересчур… дочь епархиальных родителей, чтобы так просто подчиниться вашему… вашей воле. Прощайте!

Саид-Али устремился за нею, хотел догнать, удержать.

Но Любовь Прохоровна, покрытая густой узбекской чиммат, поспешно исчезла за дверью. Она чуть было не сбила с ног шедшего ей навстречу тучного мужчину в плаще.

— Осторожнее! Простите, ради бога!..

В открытую дверь вошел запыленный инженер Синявин. Он остановился на пороге, а Каримбаев немного задержался, пропуская к выходу во двор женщину в парандже. Потом он кашлянул перед дверью в комнату Мухтарова, словно предупреждая, и прошел мимо оторопевшего Синявина.

Саид устало опустился на кровать.

— Пожалуйста, пожалуйста, товарищ Синявин. Это была, одна… просительница.

— А меня это не интересует. Добрый вечер, товарищ Мухтаров, прошу извинить…

Саид-Али грустно, но искренне улыбнулся, его лицо залилось румянцем. Он вспомнил свою первую встречу с Синявиным в Фергане и протянул ему руку.

Часть вторая НА ПОВОРОТАХ

I

Вполне естественно — в такую минуту его охватила грусть. Не сожаление, а грусть. Он вспомнил прошлое, свою нелегкую, безрадостную жизнь.