Роман лорда Байрона - [187]

— она не наследственная; но чтобы она не стала таковой, тебе следует сказать леди Б., чтобы в отношении Ады были приняты некоторые предосторожности. Припадок у меня не повторялся, и я пытаюсь помешать этому диетой и движением на свежем воздухе, пока — успешно; если он был случайным, тогда все хорошо» (Августе, 23 февраля 1824 г.; письмо не отправлено и найдено среди бумаг на столе Байрона после его смерти, 19 апреля).

Он всегда относился к итальянским заговорщикам критически и ясно видел их недостатки… — После поражения неаполитанского восстания Байрон писал Муру:

«Я не менее вас разочарован и больше вас обманут в своих надеждах. Кроме того, мне лично грозила опасность, которая еще не миновала. Но ни время, ни обстоятельства не изменят моих убеждений или моего чувства негодования против торжествующей тирании. В нынешнем деле было столько же предательства, сколько трусости — хотя и то и другое сыграло свою роль» (28 апреля 1821 г.).

…аналогия… наверняка немало его позабавила. — «Бедный Наполеон! знал бы он, какие жалкие сравнения его ожидают, когда повернется колесо!» — писал Байрон Меррею 4 декабря 1821 г.

Я пойду к ней, а она не возвратится ко мне -

«Удар был ошеломляющим и неожиданным; я считал, что опасность миновала — столько времени прошло между известием об улучшении и последней вестью. Но я переношу его как умею и настолько, что выполняю обычные жизненные дела с обычным внешним спокойствием и даже с большим. Ничто не должно помешать вам приехать завтра. Но сегодня и вчера вечером нам, пожалуй, было лучше не встречаться. Мне кажется, что в моих поступках в отношении умершей и уже во всяком случае в моих чувствах и намерениях не было ничего, в чем я должен был бы себя упрекать. Но в такую минуту мы всегда думаем, что если бы было сделано то или другое, несчастье можно было бы предотвратить — хотя каждый день и час убеждают нас, что оно естественно и неизбежно. Полагаю, что Время сделает свое дело — как Смерть сделала свое» (письмо к Шелли, 23 апреля 1822 г.).

«Я хочу, чтобы дочь похоронили при церкви Харроу: есть там один уголок, у самой дорожки, прямо на возвышении, откуда открывается вид на Виндзорский замок. Там еще могила под раскидистым деревом (плита с именем Пичи или Пичей), где часами сиживал я мальчишкой: то было любимым местом моим; однако если ставить памятную могильную плиту, тогда лучше захоронить в самой церкви. По левую руку от двери, как войдете, памятник, и на нем высечены слова:

Над прахом Добродетели святой

Прольются слезы Горести немой:

Нет скорби чище, нет прозрачней слез,

Как той, чье счастье горький рок унес.

Я помню их (и через семнадцать лет) не потому, что они чем-либо замечательны, просто потому, что со скамьи моей в галерее вечно взгляд мой приковывал этот памятник; я б желал, чтобы Аллегру захоронили как можно ближе от того места, а на стене укрепили мраморную плиту с надписью:

Незабвенной Аллегре,

дочери Дж. Г. лорда Байрона,

скончавшейся в Баньякавалло,

в Италии, апреля 22-го,

1822, в возрасте пяти лет и трех месяцев.

«Я пойду к ней, а она не возвратится ко мне»

(2. Цар., xii. 23)[138]

Я желал бы, чтобы похороны, в меру существующих правил приличия, проходили без особой огласки; хотел бы рассчитывать, что Генри Друри[139], если это возможно, свершит над ней отпевание. Если он откажет, пусть обряд свершит любой тамошний священник. Думаю, более по этому мне добавить нечего» (Меррею, 26 мая 1822 г.).

Глава шестнадцатая

…и отправилась по Большой Дороге, подобно сыну Трубача, за холмы, куда-то вдаль, — Из «Песен Матушки Гусыни»:

Том, Том, сын трубача,

Украл поросенка и дал стрекача.

Украл он свинью и за это побит.

И вот он в слезах по дороге бежит.

(Пер. С. Маршака)

Из другого варианта песенки мы узнаем, что сын трубача умел играть одну-единственную песню: «За холмы, куда-то вдаль», написанную в 1706 г. английским поэтом и музыкантом Томасом д'Урфи (1653–1723).

…под солнцем явилось воистину нечто новое (вопреки словам Соломона)… — Еккл. 1:9.

…вскоре машина с Паровым Двигателем перенесет человека на Луну… -

Когда однажды, в думу погружен,

Увидел Ньютон яблока паденье,

Он вывел притяжения закон

Из этого простого наблюденья.

Впервые от Адамовых времен

О яблоке разумное сужденье

С паденьем и с законом тайных сил

Ум смертного логично согласил.

Так человека яблоко сгубило,

Но яблоко его же и спасло, —

Ведь Ньютона открытие разбило

Неведенья мучительное зло.

Дорогу к новым звездам проложило

И новый выход страждущим дало.

Уж скоро мы, природы властелины,

И на луну пошлем свои машины!

К чему тирада эта? Просто так!

Я взял перо, бумагу и чернила,

Задумался, и — вот какой чудак!

Фантазия во мне заговорила!

Я знаю, что поэзия — пустяк,

Что лишь наука — действенная сила,

Но все же я пытаюсь, ей вослед,

Чертить движенье вихрей и комет.

(«Дон-Жуан», 10, I–III)

…«свое я отслужил»… — «Отелло», акт III, сц. 3.

…вспомнил Бэрра, который убил Гамильтона… — Александр Гамильтон (1755/1757-1804) — участник американской революции, видный государственный деятель, министр финансов с 1789 г., ушел в отставку через шесть лет из-за разногласий с Томасом Джефферсоном. Однако в 1804 г. поддержал последнего в его борьбе за пост президента, пойдя против своего коллеги по Партии федералистов Аарона Бэрра (1756–1836). Публикация в газете презрительного высказывания Гамильтона о Бэрре привела к дуэли, на которой Гамильтон был убит.