Роман Флобера - [54]

– Дальше клиент попадает в мои руки… Скажи честно, Марин, а на черта было всю эту «Санту-Барбару» городить? Хоть стреляй, не понимаю! Ну, что тебе присутствие Вероники было неприятно, это хоть как-то понятно. Хотя у тебя же муж есть и все такое… Ладно, это дико, но хоть объяснимо. Но зачем эта дурь с наследством?

– Нет у меня никакого мужа! И никогда не было! Выдумала я все! А про наследство… Это чтоб ты возгордился, а потом мордой об асфальт! Неужели не понятно?!

– Совершенно непонятно! Бред какой-то. Мужа нет, а кто же есть? – Я тупо уставился в окно. Злобные мишки уже выдернули тщедушную елку и поволокли ее в темноту.

– Да ты есть! Ты! Только это никак не повлияет на наши дальнейшие отношения! Их как не было, так и нет! И не будет! И не корячь в мозгу иллюзий! – Голикова встала и запахнула куртку. – Как ни по-идиотски звучит, но я в принципе добилась чего хотела. Ты совершенно заслуженно получил по морде. По своей романтической душонке. Вероника испарилась с горизонта. Она, кстати, нормальная девка. Улетела вчера. Вот просила передать тебе. Можешь сколько угодно тешить себя дурацкими мечтами, иллюзионист хренов, но между нами ни-че-го ни-ко-гда не бу-дет! Пока. Увидимся.

Она положила на стол пакет, запахнула куртку и ушла. Я залпом добивал оставшийся после Голиковой вискарь. В голове занудно застучала знаменитая фраза из репертуара Вероники Масленниковой: «Любовь моя пошла насмарку, как только сделал ты помарку!» Я развернул бумажный пакет. Передо мной лежала потрепанная книга. Гюстав Флобер. «Воспитание чувств». И конверт. Я открыл и начал читать.

«Милый мой любимый котик! Нет, Коля, я хорошо помню, что ты не любишь слово «котик». Просто чтобы ты понял, что это именно я, твоя воспитанница Вероника Масленникова. Марина рассказала мне, какую штуковину она выкинула. Мы поплакали слегонца и простили друг друга. Я теперь поняла, почему ты так на меня расстроился. Я бы сделала то же. Сейчас все хорошо. Я вышла замуж за Ефима Моисеевича Иванова. Ты знаешь Фиму. Он хороший. Нас венчали в синагоге. А Фима узнал, что, оказывается, я тоже еврейка. А я сама даже и не знала. Представляешь, я – еврейка! Оказывается, бабушка моя Софья Андреевна тоже. Так все хорошо. Мы улетаем с Фимой в Ганновер. Это у немцев, в Германии. Фима передает тебе большой привет. Мы теперь будем жить там. Он меня очень любит. И я тоже. Коля, спасибо тебе, что так хорошо все получилось. Приезжайте к нам с Мариной. Будем ждать. Ждем ответа, как соловей лета! Твоя Вероника Масленникова».

Я посмотрел по сторонам. За окном было уже темно, только в бутике напротив сверкали огни елки. Заказал еще виски. Играла музыка. Я только сейчас ее услышал. Причем что-то дурацко-задорное из восьмидесятых. Типа «Оттаван». Пахло кофе и женскими духами. За столиком у самого входа сидели две девчушки. Черненькая и беленькая. Объемистые лайкровые ляжки совсем молоденькой и светленькой призывно отражали светящиеся разноцветные шарики на кабацкой елке. Темненькая, постарше, радостно потряхивала вьющимися кудряшками и хохотала, посасывая разноцветную дрянь из трубочки.

Я сидел, пил и наблюдал за ними. Девчонки это заметили. И стали эротично шмыгать носом и невпопад бросать косяки. В голове мелькнул школьный анекдот. Типа, шлюхи, догадался Штирлиц. Штирлиц, догадались шлюхи. Я рассмеялся. Потом взял бокал, сигареты и заковылял к ним.

– Хохлухи? Сколько?

И, не дождавшись ответа, добавил:

– Значит, так, если охота немного погреться, грейтесь. Но недолго. Мы едем на Шаболовку. К другу. На всю ночь. Половину денег за двоих могу отдать сейчас.

Девчонки уже радостно двигали мне стул, я воодушевленно нес всякую околесицу, типа давно ли в Москве, как зовут, без собачьих кличек, по паспорту. И что наша случайная встреча, аккурат в канун Нового года, совсем не случайна. И что у них теперь начнется новая и счастливая жизнь…

А что, все нормально, все-таки мой предыдущий опыт по перевоспитанию проституток, ну, в принципе, ну, по большому счету-то можно признать удачным! Ой, дурак!