Роман Флобера - [53]

– А в соседнем подъезде, вот там, слева от арки, жил известный инженер и изобретатель Тагер. Как зовут, убей не помню. Тагер и Тагер! Он вроде как звуковое кино придумал. И между делом, параллельно, изобретал для Кремля прослушивающие устройства. Скорее даже он изначально мастерил прослушки, а как отходы производства – кино. Но самое интересное, что по заданию партии и правительства он в последние годы жизни работал над машиной времени. Представляешь, какой мрак?! Пойдем в кафешку зайдем. Между прочим, здесь, в доме девять, была знатная ювелирная мастерская. Во дворе, направо. Я десятки раз видел там Аркадия Райкина, Зою Федорову, Эмиля Кио и прочих официальных советских миллионщиков. Да, чуть не забыл, вот тут, ну прямо напротив, стояла двухэтажка, там была канцелярия градоначальника, и представляешь, сам Пушкин получал загранпаспорт! И зачем ему нужен был загранпаспорт?! Пить будешь? – бухаясь на стул, спросил я.

– Обязательно, – Марина аккуратно присела, – очень хочется выпить, ликер какой-нибудь, нет, лучше коньяк или виски, деньги-то у тебя есть?

Я кивнул.

– А ты что будешь? – Марина по привычке пыталась мотнуть несуществующей черной гривой, но короткая прическа не позволила таких вольностей.

– Не-а, – я тоже несколько тупо помотал головой, – алкоголь – яд. Нет желания никакого. Неохота. Совсем.

– Как тебе моя новая прическа? – опять замотав головой то ли от крепости виски, то ли желая показать стрижку в наиболее выгодном ракурсе, выдохнула Голикова.

– Ну-у…

– А мне нравится. Чувствуешь себя как-то свободней, и дышится легче… Ты-то чуешь?

– Чую, чую, очень даже чую, что не просто так ты меня на прогулку поволокла. Ну давай, валяй, не томи, что надо-то? – Я меланхолично развалился на стуле, поглядывая сквозь витрину кабака на свой бывший дом. Окно третьего этажа сохранилось, и я, слушая Маринин треп, смотрел на то самое окно, через которое, лет сорок назад, смотрел на мир некий застенчивый мальчик, по дурацкому недоразумению носящий одинаковую фамилию со мной.

– Так вот, я и говорю, вчера я не выдержала и встретилась с Вероникой…

– Ага… – Застенчивый мальчик из окна напротив показал мне фигу и исчез. – С кем ты встречалась?!

– Я же тебе говорю, с Вероникой, просила у нее прощения. – От эмоций и частоты дыхания Маринин второй размер уже нервно переходил в третий.

– Стоп, стоп, с какого бодуна ты просила прощения у этой шлюшки? – Я выхватил из рук Голиковой стакан. – Ты чёй-то, мадам, в запой впадаешь?! Хорош жрать! И рассказывай толком.

– А что рассказывать, – девушка медленно протянула руку к стакану с виски и подвинула к себе, – сказала ей, что все сделала не со зла, по дурости своей, объяснила, как смогла, она в принципе поняла и простила.

– Блин, мне-то ты можешь объяснить в чем дело? – Я сам схватил Маринин стакан с остатками вискаря и выпил.

– Ну, слушай. В общем, это я все придумала про наследство твое у бабки под Волоколамском и по башке ты получил по моей… – она хмыкнула и закурила. Я вообще впервые видел ее курящей, – протекции. Короче, это я постаралась.

– Подожди, подожди, ты-то здесь при чем, я же сам разговаривал с бабкой, Софьей Андреевной, потом этот урод длинноволосый, Вероникин брат, меня долбил…

– Этот урод длинноволосый, между прочим, мой брат родной, Денис! Еле-еле уговорила его морду тебе подчистить! Он, конечно, переборщил слегка. Он спортсмен, мастер спорта по хоккею, между прочим! – У Голиковой на лице даже мелькнула какая-то гордость.

– Не пори ерундистику! Брат, мастер спорта… А эта Софья Андреевна – твоя родная бабушка! А эта халупа вообще твоя дача! Я же фотографию там Вероникину видел на стенке. Знаешь, я много всего в жизни наплел, но такой дурости еще не слышал!

– Я тебе говорю чистую правду. – Марина перекрестилась. Я с изумлением посмотрел на нее. – Когда я первый раз увидела Веронику, там, на идиотском Новом году, помнишь жарищу эту, в мае, такая злость взяла, жуть! Я тут перед ним, ну, тобой, чуть ли не польку-бабочку пляшу, с выкрутасами, а он все девок молоденьких за прыщики хватает! Но подумала, ерунда, пройдет-проскочит! Мало ли таких дурочек шастает. Но когда опять увидела ее с тобой в Ленинке на выставке, всю такую расфуфыренную, гордую, радостную, да еще на каждом углу болтают, что ты ей и квартиру снял, по курортам и заграницам таскаешь, тут уж я не выдержала!

– Какие курорты-заграницы, ты что?!

– Не важно. Не перебивай.

Марина сделала паузу, попросила еще виски, дождалась, подняла стакан, но пить не стала. На улице за окном кучковались пьяненькие зайцы и строили нам рожи. Два половозрелых дебила в масках бурого и белого медведей, подзуживаемые хихикающими зайками, трудолюбиво курочили одну из маленьких елочек, воткнутых для форсу в кадки вдоль пешеходного тротуара. Прохожие не обращали ни малейшего внимания на разбушевавшийся зверинец и топтали куда-то мимо, таща многочисленные коробки, перевязанные полосками серебристой мишуры.

– Я и не выдержала, – повторила Марина. – Поговорила с Вероникой, она же видела, что мы с тобой довольно близкие люди. Девочка доверчивая. Быстренько рассказала мне во всех подробностях про свою бабушку, про домик в деревне. Тут уже дело техники. Съездила к ней. Старушенция долго сопротивлялась, но потом я сунула ей тридцать тысяч рублей, и договорились. Она таких деньжищ отродясь не видела. Мол, человека разыграть надо, шутка юмора такая. Дальше – проще. Я знала, да что там, была просто уверена, что, надувшись петухом недорезанным, ты обязательно позвонишь мне и расскажешь все. Оставалось дождаться, когда ты соберешься туда ползти, и закинуть туда на машине Дениса. Ну а дальше…