Роли леди Рейвен. Книга вторая - [40]

Не стоило вообще заводить этот разговор. Просто сходила бы, узнала и доложила по факту, если было бы что докладывать…

Честные доверительные отношения… кому они нужны, эти честные доверительные отношения? Я же в его дела не лезу!

Я думала это и понимала — зря. Настоящая причина моей затянувшейся злости кроется отнюдь не в запрете на посещение черного рынка. Настоящая причина в сорвавшемся с губ ненужном вопросе и ответе, которого не прозвучало.

«Кто ты мне?»

Глупо, Эрилин, глупо. Он ничего тебе не должен, потому что изначально ничего не обещал. Границы были сразу очерчены, и они тебя полностью устраивали. Тогда. А сейчас?

А сейчас ты влюбилась, дурочка, как от себя это ни скрывай, как ни отрицай, как ни закрывай глаза на очевидное. И это твоя и только твоя проблема. Вот и думай, что с ней делать, а не распыляйся на бестолковое кипение по пустякам. А то и вовсе просто займись делом и не думай вообще ни о чем пока.

Да, так я и поступлю.

Решив для себя это, я покинула пролетку в чуточку более приподнятом расположении духа, чем садилась в нее. Отчий дом встретил меня тишиной и слабым светом в гостиной, где маменька, сидя возле торшера с голубым абажуром, трудилась над пяльцами.

— Эрилин? — удивилась она, когда я возникла в дверном проеме. — Ты так рано…

— Профессору нездоровилось, и я не сочла возможным навязывать свое присутствие. А где папа?

— Они с господином Антре сегодня заседают в клубе. — Виконтесса поджала губы, будто такими посиделками мужчины наносили ей личное оскорбление. На самом деле она просто отчаянно тосковала, оставаясь одна, — пустующий зрительный зал великую актрису одной роли несказанно печалил.

— А Грей?

— Встречается с сослуживцами. — Неодобрительный вздох.

Я уже собиралась сделать шаг назад и подняться к себе под сожалеющим и полным скорби взглядом, но неожиданно для самой себя пересекла комнату, села в соседнее кресло и потянулась к разложенному на столике рукоделию, выбирая нитки по душе.

Матушка улыбнулась и на удивление ничего не сказала.

Следующим утром сборы заняли у меня куда больше времени. К выбору одежды я сегодня подошла очень тщательно. Так, будто от этого зависела моя жизнь.

Идеальным вариантом стал дорожный костюм, купленный в Тренвисте. Он хоть и навевал ненужные сейчас размышления и воспоминания, но тем не менее из всего моего гардероба был единственным, который не бросался в глаза, но при внимательном рассмотрении выглядел очевидно дорого. Никаких украшений, только шляпка с вуалью на все лицо — леди не желает, чтобы о ее деликатной проблеме было известно всему Карванону!

Я направлялась к ближайшей площади, где можно было поймать извозчика, когда со мной привычно и одновременно с этим неожиданно поравнялась моя тень.

— Доброе утро, леди Рейвен.

— Доброе, господин Стивенсон.

— Куда путь держите, миледи? Департамент в другой стороне.

— Полагаю, вы знаете, господин Стивенсон.

Откровенно говоря, его появление меня несколько обескуражило. Не то чтобы я думала, что Кьер со злости отзовет охрану, но все равно — готовилась к тому, что вопросом собственной безопасности мне сегодня придется заниматься самостоятельно. Так что вслед за удивлением пришло немалое облегчение.

— Вам доводилось бывать на черном рынке, господин Стивенсон?

— У меня такой род деятельности, миледи, что мне где только бывать и не доводилось…

— В таком случае, может, вы сориентируете меня, к кому обратиться за информацией насчет услуги магического толка?

— Как вам будет угодно, миледи.

Черный округ встретил нас недружелюбными косыми взглядами, едва ли не бросающимися под копыта и колеса мальчишками, выкрикивающими: «Минку, хоть одну минку, добрый господин! Щедрая госпожа!» — и общим обликом нищеты и разрухи. Квартал, в который мы направлялись, и правда был местной торговой точкой, где за четверть бронзовой монеты можно купить отбросов, считающихся едой, и старья, что сойдет за одежду. Вот только за каждым прилавком скрывались сокровища, взглянуть на которые удавалось не каждому.

Департамент на это место имел зуб давно. Регулярно проводились зачистки, кого-то ловили, судили, казнили и отправляли на каторгу, но на месте выполотых сорняков с легкостью росли новые.

По указанию Стивенсона, пролетка остановилась у лавки часовщика, судя по вывеске и пыльной битой и кое-как заколоченной витрине, доживающего свои последние рабочие дни.

Отчасти я с вандалами была согласна — кому нужен часовщик в нищенском районе? Какие часы, когда людям нечего есть? Но охранник заверил меня, что если кто-то и в курсе, где после последней зачистки можно отыскать нелегальных артефакторов, то это господин Ли. Ибо он пережил уже десять лет облав и, судя по тому, как дела его шли до сих пор, — переживет еще столько же.

Стивенсон вошел в лавку первым — рассохшаяся дверь громко скрипнула — и подал руку мне. Изобразив на лице подобающее выражение брезгливости пополам с надменностью, я огляделась вокруг, прижимая к носу надушенный платочек. Помещение было завалено всевозможным пыльным барахлом, отнюдь не только часами, впрочем, и они имелись — большие, до потолка, с тяжелым маятником и громоподобным стуком. Раздались шаги, и под шорох бамбуковой ширмы за прилавком напротив нас появится маленький, сухонький, сморщенный, как чернослив, шинозец