Роль второго плана - [30]

– А потом, если ему из вертикалки в грудянку зарядят, он вот так не упадет на кроватку. Улетит к стенке, как минимум. Помнишь, мы мужика оформляли, которого жена из ружья завалила? Он на метра четыре отскочил.

– Борис, правда жизни и правда кино это одно и то же?

– Нет, естественно. Но откровенную лажу зачем гнать?

– Это всего лишь рабочий дубль. На экране все будет по-другому.

Ассистент объявляет перерыв для подготовки следующей сцены. Борька достает из пакета термос и бутерброды. Началось… Из кухни появляется Георгий. Грим сделал свое дело, превратив его в откровенного симпатягу. Облачен напарник не в свой темно-зеленый, вечно мятый пиджак, а в легкую спортивную куртку, взятую из реквизита. На поясе блестят наручники, под мышкой контуры пистолета. Вот он – эталон борца с бандитизмом. Правда, чего– то явно не хватает. А, все! Понял. Папки с материалами. Но, правда жизни и правда кино – вещи разные.

Мы не успеваем выразить коллеге наш восторг, его сразу забирает Лабудянский.

– Все в порядке? – интересуется он у Георгия.

– В порядке, – скупо отвечает напарник.

– Ну, и прекрасно. Так, Жора, ты помнишь, что делать? Сцена короткая, ничего сложного. По команде открываешь дверь, видишь Лену, удивляешься и спрашиваешь: «А вы что тут делаете?»

– Да, я помню.

– Тогда пару раз попробуем и начнем снимать.

Репетиция проходит успешно, Георгий все выполняет без запинки, сразу чувствуется, тренировался не напрасно.

– Отлично! – Лабудянский хлопает в ладоши, – начинаем.

Гример припудривает Жоре лоб. Тот подмигивает нам.

– Денег больше проси, – шепчет Борька.

Через пару минут все готово. Действие происходит в той же спальне, только теперь вместо трупа на кровати сидит девушка. Ее я тоже, кстати, видел в каком-то фильме. Мы в кадр не попадаем, поэтому продолжаем сидеть на подоконнике. Что ж, посмотрим, каков наш друг в деле. Надеюсь, он не ударит пудрой в грязь и докажет всему богемному миру, что менты умеют не только бумажки писать и водку пить.

– Приготовились! Тишина на площадке! Начали! Жора, можно!

Распахивается дверь в спальню. Георгий чуть взволнован, что и понятно. Секунду-другую смотрит на актрису, после резко разворачивается к Лабудянскому

– А что мы тут делаем?

– Стоп! Стоп! Жора, смотрим на Лену, а не в камеру. И не «мы», а «вы». Давай еще раз.

– Я не ошибся, Вениамин Антонович, – Жора остается на месте, – я спрашиваю, что мы тут делаем?

Вопрос задан громко, и присутствующие невольно устремляют взгляды на нашего друга.

– Жора, мы снимаем сцену, – Лабудянский растерянно присаживается на кровать, – тебя смущает текст?

– Текст нормальный… Меня смущает моральная сторона вопроса.

– Объясни, пожалуйста, в чем дело? Нам надо работать. Мы и так выбились из графика.

– Попытаюсь, – Георгий пододвигает табурет и садится напротив режиссера, – представьте себе картину, Вениамин Антонович. Обычную, житейскую картину. Живет замечательный, чудный, возможно, талантливый парень. Он не сделал никому ничего плохого. Никого не грабил, не убивал, не насиловал… Наоборот, считая себя талантом, он мечтает доставить людям радость, совершенно искренне. У него море идей и проектов. Он хочет издать книгу, поставить пьесу, снять фильм. Он хочет оставить глубокую борозду в истории, чтоб люди восхищались его делами и его мастерством. Хочет… Но не может… По самой банальной причине. У него нет на это денег. И никто их просто так не дает. А без них идеи останутся идеями, будь они хоть трижды гениальны…

Жора смахивает капельку пота, сползающую на лоб. Прожектора не только светят, но и греют.

– Но вот однажды появляется добрая фея, боготворящая его талант. И вручает конверт. Работай! Создавай шедевр! Превращай все, к чему прикоснешься, в золото. «Да! – кричит парень, – я оправдаю твои надежды! Спасибо, добрая фея! Погоди, а откуда ты взяла волшебный конвертик, и что это на нем за пятнышко?» «Какая тебе разница, мой герой? Ты должен радовать людей». И понимает герой, что конвертик не из волшебного ларца, и что заляпан совсем не красной краской. Понимать понимает, но… Ведь лично он – замечательный, законопослушный, и какая ему разница, что там за пятна? Ведь, главное – доставить людям радость. Это важнее тысячи каких-то там пятен… И он делает выбор. Он создаст свой шедевр, несмотря ни на что…

В спальне висит мертвая тишина, разрываемая лишь чуть нервным Жориным монологом. Даже люди, находящиеся в других комнатах смолкают, прислушиваясь к словам моего друга. Лабудянский через секунду сглатывает слюну, играет желваками и обжигает напарника взглядом. Напарнику тоже не– легко, монолог дается с трудом, струйки пота проложили на гриме мокрые дорожки, от которых лицо становится полосатым, как матрас.

– Да что там я? – продолжает рубить Жора, – посмотрите на других! Более известных, более крутых, более талантливых! Они что, создали свои шедевры за счет одного таланта? Не понимая, кто принес им конвертик? Увы. Время нынче такое… Но кому от этого стало хуже? Кто-то получил долгожданную работу, кто-то прекрасную роль, пусть даже второго плана… Кто-то получит удовольствие, насладившись созданным шедевром… Все прекрасно! Неужели стоит лишить людей всего этого? Даже если, про конвертик узнает весь мир…