Роль грешницы на бис - [90]

Алексей нарочно подставлялся на обратном пути, зная, что рискует иглой. Но он надеялся, что парень не притащился в больницу с клюкой. Что не гарантировало, конечно, отсутствия у него другого иглометательного аппарата, который мог оказаться чем-то вроде пневматического пистолета.

И все же азарт был сильнее. Кис шел медленно, давая возможность своему преследователю приблизиться к нему, – каким бы ни было оружие, оно стреляло на относительно небольшой дистанции. Восприятие детектива обострилось, оно словно шлейфом простиралось за ним, охватывая, как радар, значительное пространство за его спиной, которое его чувства неведомым образом прощупывали, пронюхивали, просматривали, анализировали. Кажется, какие-то умники назвали подобное восприятие «третий глаз». Ну что ж, можно сказать и так. Он почти видел затылком все то, что находилось за его спиной. Однако никто не пытался догнать его на тропинке, никто не шел следом за ним, никто не прятался за деревьями, насколько Алексей мог судить. Видать, допустив оплошность, парень покинул больницу раньше его. Или пережидал его ухода где-нибудь в другом месте.

Ясное дело: он разглядывал план больницы, надеясь понять, где находится детектив и зачем он в больницу явился. Что, скорей всего, только подтверждает факт, что медсестра Милованова здесь никогда не работала ни под какой фамилией: иначе бы ему не нужно было ломать голову, зачем туда приходил сыщик.

Ну что ж, во всем есть свои плюсы: теперь Алексей точно знал, что за ним следят. И точно знал кто.

Еще бы узнать, как его найти!

Он заехал к Алле Измайловой, чтобы сообщить ей новость. Алексей с трудом представлял себе тот комплекс чувств, который может вызвать известие, что ее сын жив… И потому, щадя ее, он осторожно, взвешивая каждое слово, начал повествование со своих поисков, только затем, чтобы подвести ее к новости о сыне постепенно.

Она слушала, прихватив одной рукой себя за горло, не сводя с него глаз. Ни слова не проронила, ни вопроса не задала. Когда Алексей закончил, она только выдавила из себя «спасибо» и попросила оставить ее одну.

Кис оставил. Прикрывая за собой дверь, он думал о том, что этой женщине фатальным образом не удается расстаться с призраками прошлого. Все то, что она так хотела сохранить в тайне, похоронить в своей душе навсегда, – все упорно поднимается со дна ушедших лет, как черный, жирный ил, только для того, чтобы затянуть ее в свои душные объятия, утянуть ее вместе с собой обратно на дно прошлого. Ей сейчас, после известия о сыне, плохо и больно – он в этом не сомневался. И рядом с ней нет никого, ни одной души, которой она могла бы доверить свои страдания…

Алексей жалел ее. Он не верил в карму или прочие наказания свыше за грехи – в этой жизни все было куда сложнее и менее радужно. В ней благополучно жили везунчики, частенько полные мерзавцы, – и неудачники, частенько люди во всех отношениях достойные. И тем не менее, думая сейчас о судьбе актрисы, он как-то смутно понимал, что вся эта пляска призраков прошлого вокруг нее вызвана в первую очередь тем, что она сама не сумела с ними расстаться… Алла Измайлова, укрывшись в своем одиночестве, каждодневно вдыхала в них жизнь, питала эти привидения кровью своих воспоминаний. Они, по сути, так и не сделались прошлым: они продолжали быть ее настоящим. И продолжали активно действовать.

Это не было, по убеждению Алексея, наказанием свыше – это было ошибкой, личной ошибкой актрисы, к которой ее привело презрение … Только сейчас он сам до конца осознал, какой смысл он вкладывал в свои слова, когда призывал Аллу к милости: он хотел донести до нее мысль о том прощении себя и других, которое позволяет расстаться с прошлым, избавиться от него навсегда. Иначе оно отвоевывает жизненное пространство у настоящего…

* * *

…Итак, он все-таки существует, этот почти мифический сын Измайловой, размышлял он уже дома, окопавшись за своим рабочим столом. Он жив и даже, по всей видимости, здоров. Соображает он вполне неплохо, хотя и дал осечку: видно, истомился, ожидаючи детектива, и решил рискнуть, чтобы понять, куда задевался Кис в недрах больницы.

Вряд ли он сумел понять: отдел кадров на схеме для посетителей указан не был. Впрочем, теперь это не имело значения, коль скоро Милованова с этой больницей не связана.

Итак, он существует – и он следит за детективом. Что означает, вне всякого сомнения, что он прекрасно осведомлен обо всех делах Измайловой, иначе бы он никогда не вышел на детектива и не убил Юлю…

Но кто же его сообщница? Жена? Любовница? Приемная мать? Сводная сестра, в конце концов? И главное, если парень свихнулся на желании отомстить, то почему эта женщина ему помогает? Каков ее интерес? Или она тоже свихнулась?

Приемная мать, Люся Милованова. Она получала деньги на содержание приемыша. Допустим, она, как и главврач роддома, тоже «Кинопанораму» смотрела и узнала знаменитого режиссера, когда тот явился к ней ребенка пристраивать, но сделала вид, что не догадалась. Смолчала, подыграла Сергеевскому. И однажды, со смертью Сергеевского или раньше, просто потому, что ему надоело платить, деньги от режиссера перестали поступать. Медсестра Милованова, оскорбленная в лучших чувствах, сочла, что звездная семья ей сильно задолжала… И решила приблизиться к вдове режиссера, чтобы понять, как можно возместить ущерб? А там узнала о дневниках и…