«Где та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли?»
Б. Гребенщиков
Сон был ни к селу ни к городу. Жуткое пламя охватило конюшню, взбудораженные лошади вырывались наружу, ломая перегородки. Ветер разносил огонь, перебрасывал его на племенных жеребцов… Вспыхивали гривы, хвосты — огненные кометы метались по опушке, оглашая пространство тоскливым ржанием. А у него вдруг отказали все конечности и голова — он стоял, как бронзовый идол, смотрел на все это и не мог определиться. Выплыло из тьмы и закачалось перед глазами бледное личико Лиды Холодовой — уродливая маска какого-то погорелого театра. Что это с ней? Это точно сон?..
Судорога впилась в мышцу. Алексей Корчагин чуть не подпрыгнул, затряс ногой. Сон в руку? Скорее в ногу, так его растак… Он лежал, неловко извернувшись, в какой-то узкой расщелине. Острый камень упирался в бедро, «высверливая» в нем лунку. Все в порядке, боль отступала, и наваждение рассасывалось. Он уснул на пару минут, время детское: сорок минут пополуночи. Над головой — ночное небо, испещренное крапинками звезд, луна сияла, как прожектор. Четверо друзей окопались на склоне, усеянном обломками скал. За бруствером из крапчатого гранита тянулась каменистая тропа — она петляла по дну перевала, ныряла во тьму. Напротив — помпезные отроги Турочанского хребта, величавые скалы, расставленные в шахматном порядке, обрывистые, причудливые. Справа пропасть — лучше не смотреть, высота офигенная, но можно и взглянуть, чтобы избавиться от прилипчивой сонливости: Алексей подался вправо, перевалился через косогор. Картина открылась нереальная, даже ночью все видно, как днем. Под кручей распростерлась живописная долина. Предгорья сглаживались, за вьющейся змейкой Баратынкой виднелись шапки хвойного леса. А далее начинался родной Аргабаш — поселок городского типа, районный центр на северо-востоке Горного Алтая, равномерно разбросанный по всей долине. Пятнадцать тысяч душ, райский уголок, лучшее место на планете… А за городом поблескивало в лунном свете знаменитое озеро Алтын-Коль, вместилище идеально чистой пресной воды, излюбленное место паломничества туристов. Огромный водоем змеевидной формы, окруженный живописными горами — шириной до четырех километров, в длину — за семьдесят. В озеро втекали сотни ручейков и горных рек, а вытекала лишь одна — быстроходная Пия. Она неслась на север, через горы, напитывалась водами впадающих в нее потоков и через триста километров превращалась в великую сибирскую реку, насквозь прорезающую страну…
— Леха, ты чего там шуршишь? — прошептал Антон Вертковский, зарывшийся в соседнюю расщелину.
— В гранит решил отлить, — сострил Коптелый.
— Не спится что-то, пацаны, — шепнул Корчагин, ползком возвращаясь на место. — Дышу вот, наслаждаюсь…
— Ага, экология тут прикольная, — согласился Коптелый. — Хоть задышись…
— Не экология, а природа, — возразил рассудительный и начитанный Антон. — Экология — это там, где заводы и машины… Надоела, пацаны, эта ваша природа. Ненавижу ждать, сорок минут уже прошло. Все кости отлежал, всякая хрень в голову лезет. Это муторнее, чем одеяло в пододеяльник запихивать, блин…
За друзей Алексей был спокоен — будут ждать и день и ночь. Все свои, друг за друга горой, четыре мушкетера нервно курят со своим «один за всех…». Всем по двадцать три, неразлейвода еще со школы, сколько раз вытаскивали друг друга из неприятностей. Все остались в Аргабаше, никто не уехал за лучшей жизнью. Разве что сам Алексей пытался освоить премудрую науку управления народным хозяйством в Новосибирске, но проучился три семестра, ошалел от скуки, бросил, отслужил в Юрге и вернулся на историческую родину, зарекшись раз и навсегда расставаться с отчим домом. Зачем ему высшее образование? Был бы мозг, а знания и умения приложатся. Шура Коптелый (фамилия — лучше любого погоняла) — рябой, корноухий, вылитый гриб-сморчок, но жилистый, резкий, с толковой головой — работал автомехаником в Аргабаше и тоже не помышлял о лучшей доле. Антон Вертковский — здравомыслящий, подтянутый, армейку отслужил в Кремлевском полку (за что и заслужил логичную погремуху Фрунт), единственный женатый из всей компании — трудился в частной охранной фирме, неплохо зарабатывал. Вовка Струве — внешне нескладный, с рыбьим лицом и выпуклыми глазами, носил по жизни кличку Рыба и усердно пытался добиться успехов на ниве оптово-розничной торговли, являясь совладельцем мелкой посреднической конторы. И уже понимал, что коммерция — не его, лучше бы пошел в маститые писатели…
— Эй, пацаны, а Рыба-то где? — встрепенулся Алексей, обнаружив отсутствие товарища.
— Ну, ты сразил, Леха, — ухмыльнулся Антон. — На разведку пошел, ты же сам его отправил.
— Сон неудачный приснился — и память отшибло, — посочувствовал Коптелый. — Вспоминай, Леха, ты должен это сделать…
С памятью действительно творилось что-то неладное. И предчувствия были соответствующие. Но он гнал их из головы, старался не думать о неприятностях. Делай, что должен, и пошло оно все… Покатился камень, что-то чиркнуло, и гранитная глыба, заслонившая тропу, исторгла человеческое тело. Озаренное мерцанием, оно перепрыгнуло через канаву и уже карабкалось на склон — немного нескладное, но мобильное и достаточно устойчивое к колебаниям. Через минуту Вовка Струве, пыхтящий, как паровой котел, уже перевалился за косогор к друзьям.
