Роль читателя. Исследования по семиотике текста - [88]

(indexical devices), хотя о «собаке» можно говорить как об индивидуально существующем объекте, а о «единороге» – нельзя. То же относится и к образам (images) собаки и единорога. Те образы, которые Пирс называл изобразительными, или иконическими знаками (iconic signs), также суть выражения, соотнесенные с неким содержанием. Если они обладают свойствами чего-то (или подобны чему-то), то это что-то – не объект в мире или состояние мира, на который (которое) можно указать, но некое структурированное и аналитически организованное содержание. Образ (image) единорога не подобен «реальному» единорогу; мы узнаём его не благодаря нашему опыту восприятия «реальных» единорогов, но потому, что он имеет черты, входящие в определение единорога, выработанное данной культурой в рамках конкретной системы содержаний. То же можно сказать и в связи с указательными приемами (см.: Теория[373]).

Самодостаточность универсума содержания, предоставляемого данной культурой, объясняет, почему знаками можно пользоваться так, чтобы посредством их говорить неправду. О знаковой функции (a sign-function) мы вправе говорить тогда, когда нечто можно использовать для того, чтобы лгать (и, следовательно, для разработки идеологий, для создания произведений искусства и т. д.). То, что Пирс называл знаками (т. е. то, что для кого-то выступает вместо [stands for] чего-то иного в некоем отношении или качестве), является таковым лишь потому, что я могу использовать репрезентамен* для отсылки к фиктивному состоянию мира. Даже указатель можно подделать так, чтобы он обозначал событие, которое не имело места и в действительности никогда не порождало свой предполагаемый репрезентамен. Знаки можно использовать для того, чтобы лгать, потому что они отсылают к объектам или состояниям мира лишь опосредованно (vicariously). Непосредственно они отсылают лишь к определенному содержанию. Таким образом, я утверждаю, что отношение между signifiant и signifié (или между знаком-носителем значения [sign-vehicle] и означаемым [significatum], или между знаком и его значением) автономно и не требует наличия некоего обозначаемого объекта как элемента своего определения. Поэтому возможно разработать теорию означивания (a theory of signification) на основе чисто интенсиональной семантики. Я не хочу сказать, что у экстенсиональной семантики нет никакой функции. Напротив, она контролирует соотношение между знаковой функцией (a sign-function) и данным состоянием мира, когда знаки используются для того, чтобы говорить или упоминать о чем-то. Но я хочу подчеркнуть, что любая экстенсиональная семантика может быть разработана (и процедуры высказывания или упоминания о чем-то могут быть обеспечены) только потому, что интенсиональная семантика возможна как самодостаточный культурный конструкт (т. е. как код или система кодов).

Можем ли мы сказать, что тексты Пирса дают нам право принять такой подход?

С одной стороны, очевидно, что в Пирсовой системе координат, когда знаки прилагаются к конкретным фрагментам опыта или к haecceitates[374], они соотносятся с объектами, на которые указывают.

Но, с другой стороны, не случайно, что в 1.540 Пирс вводит различие между знаком (sign) и репрезентаменом (representamen). Когда он говорит, что использует слова «sign» и «representamen» по-разному, он, очевидно, имеет в виду, что / sign / – это некоторый токен, нечто конкретное, произнесенное – конкретное вхождение выражения, используемое в конкретном процессе коммуникации и / или референции, тогда как / representamen / – это тип (the type), которому данный код приписывает определенное содержание посредством определенных интерпретантов.

Пирс пишет (1.540): «Под знаком я понимаю всё, что любым способом передает любое определенное понятие (notion) о некоем объекте, поскольку мы знаем такие передатчики мысли именно под этим названием. И вот я начинаю с этой знакомой идеи и произвожу как можно лучший анализ того, что существенно для знака, и [затем] я определяю репрезентамен как всё то, что подходит под этот анализ… В частности, все знаки передают понятия человеческим сознаниям; но я не вижу причины, почему это должно быть верно для всех репрезентаменов».

Я прочитываю этот отрывок как предположение о различии между теорией обозначения (сигнификации) и теорией коммуникации. Репрезентамены – это типовые выражения (type-expressions), соотносимые в данной культуре с тем или иным типовым содержанием (a type-content), вне зависимости от того, используются ли они для действительной коммуникации кого-то с кем-то.

Пирс постоянно колеблется между двумя выше обозначенными точками зрения, но никогда не определяет явным образом различия между ними. Поэтому, когда речь идет об интерпретантах, объект остается некой абстрактной гипотезой, обеспечивающей своего рода прагматическую легитимацию того факта, что мы пользуемся знаками. Когда же речь идет о самих объектах, интерпретант действует на заднем плане как незаметный, но в высшей степени эффективный посредник, позволяющий нам понимать знаки и применять их в тех или иных конкретных ситуациях.