Роль читателя. Исследования по семиотике текста - [63]

Незадолго до того, как Эдгар По написал свое эссе об Эжене Сю, гораздо более проницательный и идеологически более последовательный разбор Тайн сделал В. Г. Белинский[241]. Дав краткий обзор положения низших классов в индустриальной цивилизации Запада, В. Г. Белинский открывает огонь:

«Эжен Сю был… счастливцем, которому первому пришло в голову сделать выгодную литературную спекуляцию на имя народа… Он… – почтенный мещанин в полном смысле слова, филистер конституционно-мещанской гражданственности и, если б мог попасть в депутаты, был бы именно таким депутатом, каких нужно теперь хартии[242]. Изображая французский народ в своем романе, Эжен Сю смотрит на него, как истинный мещанин (bourgeois), смотрит на него очень просто, – как на голодную, оборванную чернь, невежеством и нищетою осужденную на преступления. Он не знает ни истинных пороков, ни истинных добродетелей народа, не подозревает, что у него есть будущее, которого уже нет у торжествующей и преобладающей партии, потому что в народе есть вера, есть энтузиазм, есть сила нравственности. Эжен Сю сочувствует бедствиям народа: зачем отнимать у него благородную способность сострадания, – тем более что она обещала ему такие верные барыши? Но как сочувствует – это другой вопрос. Он желал бы, чтобы народ не бедствовал и, перестав быть голодною, оборванною и частью поневоле преступною чернью, сделался сытою, опрятною и прилично себя ведущею чернью, а мещане, теперешние фабриканты законов во Франции, оставались бы по-прежнему господами Франции, образованнейшим сословием спекулянтов. Эжен Сю показывает в своем романе, как иногда сами законы французские бессознательно покровительствуют разврату и преступлению. И, надо сказать, он показывает это очень ловко и убедительно; но он не подозревает того, что зло скрывается не в каких-нибудь отдельных законах, а в целой системе французского законодательства, во всем устройстве общества»[243].

Обвинение недвусмысленно: установка Эжена Сю типична для таких реформаторов, которые стремятся произвести некоторые перемены, чтобы в конце концов все осталось как было. В политическом плане – он социал-демократ, в литературном – торговец сенсациями, спекулирующий на человеческой нищете.

Если мы перечитаем соответствующие страницы «Святого семейства» К. Маркса и Ф. Энгельса, то найдем там сходный полемический тон.[244] Главная цель этого сочинения – осмеяние младогегельянцев из Allgemeine Literatur-Zeitung и, в частности, Шелиги[245]. Для Шелиги Тайны были «эпосом», который «рождает мысль, что настоящее само по себе – ничто, и даже не только вечный рубеж между прошедшим и будущим, но подлежащая постоянному заполнению брешь, отделяющая бессмертие от бренности…»[246]. Именно Шелига, а не Эжен Сю, – объект критики в «Святом семействе». Но чтобы их критика была убедительной и успешной, К. Маркс и Ф. Энгельс должны были разоблачить и роман Эжена Сю, показав, что он представляет собой идеологическое мошенничество, которое могли принять за чистую монету, за евангелие спасения, только Бруно Бауэр и его сотоварищи. Мелкобуржуазно-реформистский характер романа ярко проявляется в словах несчастного Мореля, произносимых им в апогее его финансовых бедствий: «Ах, если бы богатые знали об этом!» Мораль книги заключается в том, что богатые могут знать – могут вмешаться и вылечить язвы общества своей щедрой благотворительностью. Но К. Маркс и Ф. Энгельс идут дальше: не ограничиваясь выявлением реформизма Эжена Сю (им, например, недостаточно оценить идею герцога Родольфа о банке для бедных на чисто экономических основаниях), они указывают, что палаческая месть (executioner’s revenge, la vendetta giustiziera) герцога Родольфа – лицемерна. Столь же лицемерно и описание социальной реабилитации Поножовщика (Резаки)[247]. Новая теория уголовных наказаний, предлагаемая Эженом Сю, также опорочена религиозным лицемерием: это явствует из участи Грамотея (Мастака). Наконец, искупление грехов Флёр-де-Мари – не просто лицемерно; это типичный пример религиозного отчуждения в фейербаховском смысле. Таким образом, К. Маркс и Ф. Энгельс заклеймили Эжена Сю не как наивного социал-демократа, но как реакционера, а также как легитимиста и последователя Ж. де Местра, по крайней мере в молодые годы, когда Эжен Сю восхвалял работорговлю и колониализм.

Однако, если мы проследим развитие личности Эжена Сю на протяжении всей его жизни, нам придется оспорить негативные суждения о нем К. Маркса и Ф. Энгельса. Уже в 1845 г., когда был опубликован роман «Вечный жид (Агасфер)», вялое и беспечное человеколюбие бывшего денди уступило место более трезвому осознанию конфликта между миром рабочего класса и миром власти. В «Вечном жиде» этот конфликт еще скрыт за символическим образом борьбы между персонажами романа (злобным интриганом иезуитом и добродетельным героическим священником) и интерпретируется в духе фурьеристской утопии. Однако в своем следующем произведении (длинном, бесформенном, но содержательном) – «Тайны народа» («Les Mystères du Peuple») – Эжен Сю обнаруживает ясное и полное понимание классовых конфликтов. Этот роман он начал писать тогда, когда впервые лично вступил в политическую борьбу (в 1849 г. – как кандидат в Законодательное собрание от республиканцев-социалистов), а завершил уже в изгнании, в Аннеси (Савойя), где прожил последние годы своей жизни (1852–1857), как противник переворота Луи-Бонапарта. К этому времени Эжен Сю был уже повсеместно признан певцом пролетарской революции.