Роксолана - [70]

– О хасеки Хуррем, да будет благословенно имя твое! Твой слуга Газали знает причину этих визитов.

– Пусть тогда скажет!

– Недавно прибыл ко двору султана – да живет он вечно! – посол индийского правителя Бахадур Шаха, привез ему в дар пояс стоимостью в сотню тысяч золотых дукатов и сказал: «О владыка двух частей света и повелитель двух морей, страж святых Мекки и Медины, господин престольных Константинополя, Адрианополя и Бруссы, и Каира могущественного, и Дамаска, что прекраснее рая, и величавого Халеба и Белграда – дома священной войны, и Багдада – дома спасения и победы![126] Помоги господину моему против нессараг, что прибыли с моря и укрепились близ моих пристаней и приморских городов! А он возместит тебе хлопоты тремя сотнями сундуков, полных золота и серебра, что хранятся ныне в святом граде Мекке, при гробе Пророка…

– Знаю, знаю, – сказала на это хасеки Хуррем. – Султан уже выслал в море военную флотилию под командованием Сулеймана-паши. А сундуки эти до сих пор еще не прибыли сюда из Мекки.

– О хасеки Хуррем, да пребудет вовек незабвенным имя твое! Эти сокровища уже везут сюда. А когда они прибудут, ты увидишь у своего порога всех богатейших скряг, которые всеми средствами станут добиваться твоей милости, а вернее – содержимого сундуков… Как черные вороны, слетятся они на добычу, и не будет такой пакости, на какую они не пойдут, лишь бы разжиться чем-нибудь из сокровищ Бахадур Шаха! Те, кого ты видишь сегодня, – всего лишь предвестники тех, которые явятся вслед за ними…

Желчное лицо старого сатирика исказилось. С его языка были готовы сорваться еще более ядовитые и острые слова – из тех, какие до добра не доводят. Поэтому он низко поклонился и вышел, а умная супруга падишаха не стала его удерживать. Спустя несколько дней по сералю начала ходить его ядовитая сатира о пронырливых просителях. Их толпа и в самом деле уменьшилась, но ненамного.

3

Прошло совсем немного времени и началось то, что предвидел старый Газали, говоря о средствах, какими иные люди пытаются добиться милости могущественных владык.

В один прекрасный день в пору, когда муэдзины только что закончили петь третий азан на башнях стройных минаретов, явился к хасеки Хуррем ее свадебный дружка – великий визирь Ахмед-паша. При виде этого вельможи недоброе предчувствие шевельнулось в сердце хасеки Хуррем. Он низко поклонился и начал:

– О лучшая из жен падишаха! О радостная мать принца Селима – да будет Аллах благосклонен к нему от колыбели до гроба! Я пришел повергнуть к стопам наимогущественнейшей из жен нашего султана челобитную – в надежде на то, что она окажется и наимилостивейшей к своему верному слуге!

Столь явственный намек не звучал до сих пор в словах ни одного из вельмож, которые пребывали у нее. Это ее остановило. Очевидно, визирь имел основания для такой смелости, но какие? Чтобы скорее выяснить это, проговорила с нажимом:

– Лишь раз краснеет тот, кто просит, но дважды краснеет тот, кто отказывает! Я с радостью исполню любую твою просьбу – в меру своих сил…

Ахмед-паша смешался. Готовясь к встрече с султаншей, он заранее проложил для себя тропку к той минуте, когда речь зайдет о деньгах, полагая, что путь окажется долгим и извилистым. А супруга падишаха сразу подвела его к сути.

«Да знает ли она дело, с которым я явился?» – думал он, теряясь еще сильнее. Великий визирь видел, что она заметила его замешательство, но больше ничего нельзя было прочитать по ее спокойному лицу. Собрав в кулак всю свою волю, он после короткого раздумья проговорил:

– Немало врагов у всякого, кто верно служит державе падишаха. Недаром сказано: «Если имеешь врагом даже муравья, будь осторожен!» Не знаю, не представил ли меня один из моих врагов пред солнцем падишаха как человека, не заслуживающего доверия…

В эту минуту она уже была полностью уверена, что с этим вельможей придется ей вести ожесточенную борьбу. Но пока еще не знала – за что. Зато сразу стало ясно, что поговоркой про муравья визирь угрожал ей, а вовсе не оправдывал себя. Внутри у нее все закипело. Однако она не подала виду, лишь ответила столь же двусмысленно:

– Я не знаю о тебе ничего худого. А враг – это действительно опасно. Особенно если у него завистливое сердце. Ибо сказано: «Завистливого не умиротворить даже великой милостью!»

Великий визирь Ахмед-паша также понял, что супруга падишаха говорит о нем, а не о его врагах. Однако продолжал убеждать ее:

– Верный друг – лучше родича.

– Праведную помощь посылает только Аллах, – твердо ответила она, уже тяготясь этим разговором. А предложение «верности», очевидно за деньги, глубоко уязвило ее.

– И его наместник на земле падишах, и та, что стала зеницей его ока и зерном его сердца, – подхватил вельможа.

– Я уже в начале нашей беседы сказала тебе, что исполняю все просьбы – по мере скромных сил своих.

Ахмед-паша наконец-то понял, что больше не следует тянуть с тем, ради чего он пришел. И неторопливо произнес:

– Я обращаюсь к наимудрейшей из жен падишаха с великой просьбой. И если эта просьба, по ее милости, будет исполнена, я до самой смерти останусь верным невольником всех замыслов твоих и сына твоего – да будет он тебе утешением, о великая хасеки Хуррем!