Роковой Выстрел - [4]

– Эта нахалка, – кивнула Наташа, – буквально не отходит от князя Петра и отчаянно набивается нам в компанию. И что еще удумала: обещала прийти на свадьбу в качестве сестры Андрея и второй день убеждает князя Петра купить для нее новое платье и подарок для нас от ее имени. Это просто моветон какой-то!

– Она сует свой нос во все дела, – добавила Лиза, – и даже заняла любимый маменькин диванчик. Давеча они едва в волосы друг другу не вцепились, отвоевывая место под солнцем. Так что, подозреваю, что и maman до меня нет совершенно никакого дела – она занята войной с этой ужасной Полиной.

– В таком случае, – рассмеялся Репнин, – нам стоит поблагодарить ее за оказанную нам помощь. Она отвлекла на себя всеобщее внимание, и, значит, мы действительно сможем провести это время вместе без опасения быть раскрытыми или застигнутыми врасплох. – Тогда – едем?! – счастливо воскликнула Лиза.

– Поезжайте, – Наташа подошла к ней и обняла. – Я буду молиться за вас и постараюсь сделать так, чтобы твое отсутствие никто не заметил. Да хранит вас Господь!

– Спасибо тебе, – растрогалась Лиза и обернулась к Репнину. – Решено – мы едем и немедленно!

Корф встретил Репнина в своем кабинете. Он сидел за столом в полумраке – небритый и изрядно пьяный.

После отъезда Анны в нем что-то сломалось – точно хрустнула тончайшая шестеренка, отвечавшая за ход его жизненных часов. Все вокруг стало ему неинтересно и противно. Корф даже не вышел проводить Анну. Тотчас после их последнего объяснения ушел к себе И заперся в кабинете, вооружившись фужером и графинчиком с бренди. Потом он перешел на коньяк и, опустошив раритетные за пасы в памятном шкафу библиотеки, принялся за шампанское, нарушая неписанный пивной закон о восходящих и нисходящих напитках.

Владимир понимал, что опускается, но остановиться не желал – он думал только о себе, а ему было так плохо, что он махнул на все рукой. Отец сделал попытку явиться перед ним – Владимир заметил его укоризненный и грустный взгляд в дальнем углу кабинета, но потом, по-видимому, понял безуспешность любого разговора. Сейчас сын не услышал бы его, а, услышав, не стал обращать внимания на родительские предупреждения, ибо не готов был внимать ни самому себе, ни кому-нибудь другому.

И поэтому Владимир продолжал пить и злился, но никак не мог решить – на кого сильнее. Он ненавидел себя за собственное упрямство и излишнее благородство, так некстати проснувшееся в нем под влиянием чувства к Анне. Прежде он уже давно поставил бы зарвавшегося князя Долгорукого на место и силой увез Анну с собой. Но теперь... теперь он стал мелодраматичным и слабовольным. А Анна не только не помогала ему – наоборот, усиливала растущую пропасть между ним вчерашним и нынешним.

Анна... Она отняла у него независимость и гордость, превратила его в сентиментальное и романтичное существо. Владимир чувствовал, как, становился мягче и покладистее. Видано ли это – гуляка и бретер барон Владимир Корф бежал от пришедшей к нему в спальную женщины – от красавицы Калиновской! – и отвергал ее, опасаясь, сто строгая Анна не правильно его поймет, и точно школьник извинялся за уже состоявшееся проявление подобной слабости в прошлом – в истории с Лизой. Еще немного, и он объявил бы себя пуританином, не признающим плотских утех и подвергающим себя воздержанию ото всех удовольствий нормальной жизни. Бред какой-то!.. Владимир застонал. Он знал, что преувеличивает. Анна всего лишь хотела нормальной жизни, а он оказался неспособным дать этой чудесной девушке то, что она заслуживает. И винить в случившемся можно было только себя...

– Миша, – слегка заплетающимся языком пробормотал Корф, – я думал, ты у Долгоруких, с другими, готовишься к свадьбе сестры... Или – только не говори мне, что я не ошибся! – неужели свадьбы не будет?

– Свадьба будет, – устало кивнул Репнин, – но я не смогу присутствовать на венчании Наташи и Андрея.

– Ты нашел себе занятие повеселее, чем слушать клятвы верности у алтаря? – удивился Корф.

– Не я – Император. Его Величество отправляет меня на Кавказ, – объяснил Репнин.

– Ты наказан?

– Мне сказано – награжден. Меня восстановили в звании и командируют в действующую армию.

– Узнаю руку дающую... – недобро усмехнулся Корф. – К сожалению, эта тайна шита белыми нитками, – пожал плечами Репнин.

– И что же – ты едешь?

– Таков приказ. Но прежде, чем покинуть Двугорское, я хотел бы просить тебя об одолжении.

– Слушаю.

– Я должен признаться тебе – я люблю Елизавету Петровну Долгорукую...

– Тоже мне новость! – махнул рукой Корф, невольно прерывая его. – Лиза сама призналась мне в этом. И я искренне поздравил ее – я рад за вас обоих.

– Вот как... – вздрогнул Репнин. – Впрочем, сейчас это уже не имеет никакого значения. Ведь мы с Лизой дали друг другу клятву любви и верности, тайно, конечно. И я прошу тебя позволить нам провести день до отъезда здесь, в твоем имении. Если это не смущает тебя и твоих домашних.

– Побойся Бога, Миша! – воскликнул Корф. – Я бываю груб и неприятен, но никто не смог бы обвинить меня в лицемерии. Оставайтесь – дом в полном вашем распоряжении. А беспокоить некого – я один.