Роковой срок - [18]

Шрифт
Интервал

– Какой роковой срок? – изумился государь.

– Определенный старцами. Ныне третий год пошел... Ждут тебя каменная вежа и невеста, названная вечевыми.

Ураган рассмеялся.

– Не боюсь я старцев! А вся надежда на тебя, Обава! Ты меня спасешь и от заточения, и от девы, мне назначенной. Сделай же выбор!

Она помедлила и взглянула открыто и доверчиво.

– Я сделала выбор, Ураган.

Старшим дочерям по ветхому обычаю полагалось называть отца по имени, тем самым делая их равными.

– Добро! – обрадовался государь. – Так надобно немедля свершить вено!

– Отчего ты так спешишь? – Дочь улыбнулась и словно пардус мягко приблизилась к огню. – Или я тебе в тягость? Не желаешь меня видеть? Хочешь, чтобы скорее покинула родительский кров?

– Не хочу, Обава. – Ураган прижал ее увитую косами голову к груди. – Ты ласкаешь мой взор, ибо напоминаешь свою мать и мою жену. Без тебя мне станет одиноко...

Дочь подняла на него очи, и Ураган тотчас отшатнулся. Должно быть, ягиня лепо обучила ее чарованию – будто две стрелы скользнули из глаз Обавы и кольнули сердце, вдруг налившееся томным теплом. Однажды подобное уже случалось, когда после войны с Дарием и возвращения дочери из лесов они поехали на соколиную охоту. У Обавы была соколица, а у него – сокол, и когда пустили они их на стаю казарок, то птицы не стали избивать гусей, а полетели рядышком и затеяли любовную игру, поскольку была весна. Дочь позрела на это и вдруг воззрилась на отца так, что ощутил он постыдный огонь в груди и, дабы скрыть его, ускакал прочь.

Нет, не зря по обычаю предков отправляли дочерей к ягиням, не зря давали право огласа девам, способным одним лишь взором вызвать у избранника любовь и согласие.

Сейчас же Ураган не ушел, а лишь отвернулся и вместе с долгим вздохом выметнул из себя дочерние чары.

– Зрю, ты чем-то озабочен? – спросила Обава. – И куда-то спешишь?

– Моя забота известна, – в сторону проговорил он. – Давно чую дух недалекой войны, а сына нет у меня...

– Ты еще молод и полон сил!

– Да ведь чтобы вскормить наследника, потребуется время и молодая удаль. А старец хоть и научит мудрости, да не выкует настоящего куфского меча.

– Я рожу тебе наследника!

– На это и уповаю, Обава! – совсем успокоился Ураган. – Так веди сюда избранника и творите вено! А я сяду сторожить брачную светелку.

– Ты прежде спроси, кто он, избранник.

– Полагаюсь на твою волю и чутье.

Дочь подняла голову и теперь взглянула пристально, словно испытывая его выдержку.

– А если не по нраву будет тебе мой оглас? – медленно проговорила она. – Если ты проклянешь меня? И прогонишь? Если отречешься на вечные времена от меня и потомков моих?

Ее исполненные внутреннего огня слова на миг снова встревожили Урагана, да, отягощенный своими думами о наследнике, он стряхнул сомнения: всяко уж не разбойного сакала избрала дочь, не безвольного раба, не изгоя-парфянина или бродягу безродного.

Если зятем станет простолюдин из неименитого сарского рода, так это еще лучше – освежится кровь!

– Не отрекусь, – заверил он. – Не прогоню и не прокляну. Ну, говори, кого же ты избрала?

– Тебя, Ураган. И оглашаю женихом моим! И, сотворив вено, осчастливлю тебя.

Тот отпрянул, будто от огня, но Обава вскинула руку.

– Ты слово дал, не проклянешь! И примешь мой выбор! Я зрю, ты любишь меня.

– Моя любовь отеческая...

– Теперь же ты дашь согласие.

Она расстегнула пряжку на плече, сронила плащ и, обнаженная, подняла серебряный сосуд с водой, предназначенный для брачного омовения.

– Сними одежды и возьми кувшин, – непреклонно повелела Обава. – Станем творить вено.

Только в тот миг и узрел он, что у дочери все для брака заготовлено: сосуды с водой, великий серебряный таз, мечи и белое покрывало...

– Да как же ты посмела!.. – Он задохнулся. – Коснуться мыслью?! Ты, целомудренная дева?!

– Повинуйся огласу! Ведь ты же ратуешь жить по законам Тарги?

И тогда Ураган взревел, подобно умирающему туру:

– Что творишь ты, безумная? Разве может дочь огласить отца? К тому же я – государь! А со времен Аркана выбор за мной!

Ее голос треснул, надломился.

– Моя любовь верна и искренна... С малых лет, взирая на тебя, трепетало мое сердце...

– Тебя влечет любовь дочерняя! – Ураган вместе с голосом выметывал из себя ярость и негодование. – Ягиня наставляла! Учила слушать свое сердце!.. Любовь, что приводит к огласу!.. С коей творится вено, ознаменована страстью небесного огня! Сей же час укрой свое тело! Где стыд твой?!

– Позри! – властно перебила его Обава. – Мое сердце тлеет огнем истинной страсти! И в том нет моей воли.

– Чья же это воля?!

Она поставила кувшин и потянула было к себе плащ, но рука остановилась.

– Мне вещий сон приснился. От нас с тобой, от сына, мною рожденного, пойдет иное, благородное племя. И тогда сары в единый час вернутся к древним обычаям и законам.

– Ложь!..

– Я умею толковать сны! Разве ты не убедился в этом? Мой взор открыт, я зрю истину...

– Утратившим совесть истина не доступна!

– В том и суть, Ураган, я не утратила совести!

– Своим толкованием сна ты хочешь оправдать свое беспутство! Я отец тебе! И ты – моя плоть от плоти!..

– Мне ведомо это!

– Как же ты вздумала помешать нашу кровь? Переступить извечный закон?..


Еще от автора Сергей Трофимович Алексеев
Аз Бога ведаю!

Десятый век. Древняя Русь накануне исторического выбора: хранить верность языческим богам или принять христианство. В центре остросюжетного повествования судьба великого князя Святослава, своими победами над хазарами, греками и печенегами прославившего и приумножившего Русскую землю.


Сокровища Валькирии: Стоящий у Солнца

На стыке двух миров, на границе Запада и Востока высится горный хребет. Имя ему - Урал, что значит «Стоящий у солнца». Гуляет по Уралу Данила-мастер, ждет суженую, которая вырастет и придет в условленный день к заповедному камню, отмеченному знаком жизни. Сказка? Нет, не похоже. У профессора Русинова есть вопросы к Даниле-мастеру. И к Хозяйке Медной горы. С ними хотели бы пообщаться и серьезные шведские бизнесмены, и российские спецслужбы, и отставные кагэбэшники - все, кому хоть что-то известно о проектах расформированного сверхсекретного Института кладоискателей.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.