Роковой сон - [40]

Вскоре к ней присоединилась Юдит. Она обняла сестру за талию и сказала с успокоительным смешком:

— Слушай, ты просто горишь! Какими это тайными делишками мой кролик занимался за обедом?

— У него манеры бастарда, — медленно констатировала Матильда.

— Ах-ах, какие мы стали чувствительные! Это очень знатный бастард и при этом наверняка сделает из тебя прекрасную возлюбленную. — Юдит погладила тонкую шею сестры. — Он так смотрит, будто проглотить тебя хочет. Пес, который получит в награду беленькую зайчиху, клянусь Гробом Господним!

Матильда молча вытерпела прикосновения ласкающей руки.

— Я не для него.

— Думаю, ты будешь счастлива с ним много-много дней, — серьезно произнесла Юдит.

— У меня было достаточное количество любовников.

Юдит хихикнула и покрепче обняла сестру.

— Да всего-то один и был, детка, и, поверь мне, он не сумел пробудить в тебе страсть. — Она помолчала. — Что до меня, то я считаю, что в герцоге Вильгельме столько перца, сколько никогда не было в Геборде. Нет, нет, не возражай, дорогая, — в нем не было ничего возбуждающего, а ты, Иисусе, кусочек для более крепкого желудка!

Матильда не отвечала, но с удивительным вниманием слушала сестру.

— Если Папа даст разрешение, — заметила Юдит с намеком, — то наш отец, думаю, будет в восторге от этого брака. Вильгельм принадлежит к высшей знати.

— Благодарствую! — Матильда вздернула подбородок и гордо произнесла: — Но я — дочь графа Фландрии, рожденная в законном браке.

— О чем это ты? — Юдит дотронулась до ее щеки. — Нормандией не стоит пренебрегать.

Глаза Матильды сузились под белыми веками.

— Душой клянусь, бастард слишком высоко метит! Моя мать — дочь короля, а не отродье кожевника!

— Да, но он — герцог Нормандии, — напомнила Юдит. — Так в чем же дело?

— Чтобы кровь незаконнорожденного смешалась с моей? — возмутилась Матильда, рука ее вцепилась в шелк платья. — Я говорю — нет, нет и нет!

Юдит посмотрела на нее с удивлением.

— Дай тебе Бог силы, сестричка, но за этим что-то кроется.

— Святые угодники! У меня хватит сил, чтобы сопротивляться Нормандскому Волку!

— А сопротивляться своим собственным желаниям, детка? — Юдит обняла сестру. — Бедняжка моя, захваченная бурей! Голодное сердечко! Не будет тебе покоя, пока Вильгельм не соединит ваши жизни.

Раскрыла Юдит тайну или нет, Матильда и сама не понимала, но на эту и на многие последующие ночи она отказалась от компаньонки. Ее преследовал Вильгельм, она просыпалась, дрожа, от беспокойных снов, и ей казалось, что его желание поглощает ее целиком. Конечно, он хотел обладать ею, выказывал это множеством разных способов, играя с ней как кошка с мышкой, смущая даму, обладающую возвышенными чувствами. Будет она принадлежать ему или нет — один Бог знает, чем все это закончится. Освещенная лунным светом, Матильда села на кровати, обхватив колени руками и склонив на них голову, окутанная пеленой золотой пряжи волос, похожая на бледную колдунью, как и называл ее герцог. Неподвижные глаза казались пустыми, но они скрывали напряженную работу мысли, изобретающей различные уловки. «Стереженое Сердце! Далекая Цитадель!» Улыбаясь, она пробовала эти слова на вкус. Они ей и нравились, и нет. Приятно было бы поработить Сражающегося Герцога, но он был сделан из слишком опасного материала, да и демон неистовства держался лишь на тонком поводке. Матильда достаточно часто замечала его проявление то в одном, то в другом, чтобы понять, что она затеяла рискованную игру с тем, кто не привык к тонкостям в любовных делах. Незаконная кровь! И вообще, ведет себя как бюргер! Она подняла руку и посмотрела на царапину, похожую на темную тень на ее бледной коже, затем прикоснулась к ней пальцами. Иисусе, этот человек не осознает своей силы! Женщина покачала головой, попыталась рассердиться, но не смогла. Ведь сама же раздразнила его, так нечего теперь перекладывать на него вину. Она вспомнила, как крепкие пальцы впились в ее нежную плоть так сильно, что она едва смогла подавить крик боли. Матильда слышала о его милосердии и не была уверена, что он мягко обойдется с целомудрием. Однако она могла не бояться его грубой силы, все ее страхи пропадали перед тем неодолимым воздействием, которое он на нее оказывал. Его желание проникало в твердыню спальни и заставляло ее неудержимо дрожать. Конечно, Матильда уже была и женой, и вдовой, но сердце ее оставалось нетронутым до того самого момента, когда Нормандец ворвался в отцовский дворец и уставился на нее своим тяжелым взглядом. Она тогда заметила, как темные глаза внезапно зажглись внутренним блеском, и почувствовала себя перед ним обнаженной, гнев в ней боролся с возбуждением. Стереженое Сердце! Далекая Цитадель! О, муки Христа, если бы это было так!

Матильда покачала головой. Ох уж эта женская слабость! Стиснув зубы, она укрепляла свою защиту, ломая голову над тем, как привести осаждающего к поражению. Здесь было о чем подумать, подбородок вновь склонялся на колени, в лунном свете неподвижно сидела женщина-эльф, поглощенная плетением своих чар.

В ней бушевала ненависть. Нормандский Волк — отчаянный, хищный, высматривающий добычу. Мария, мать Господа нашего, помоги повергнуть его к ногам, покорного, с виляющим хвостом!