Роковой сон - [31]

После выходки графа Юстаса в Дувре Годвин поднял войска, чтобы поддержать оскорбленных горожан, и какое-то время дела шли хуже некуда. Эдвард спешно собрал своих дворян в Глостере, но когда Годвин с сыновьями появился во всей красе в нескольких милях от города и отказался предстать перед Конвентом, если с ним не будет войск поддержки, король понял, что дела его плохи, и собрал новый Конвент в Лондоне. Столица Англии придерживалась удобного правила — держаться лояльности. Съехались вельможи со всей страны, возглавляемые Сивардом, великим графом Нортумбрии, и Леофриком Мерсийским, приехавшим со своим тихим сыном Эльфгаром. Все они ревнивым взором следили за тем, как набирает мощь род Годвина. Поддерживаемый ими, король Эдвард приговорил к изгнанию и самого Годвина, и двух его сыновей, Гарольда и Тостига. Старший сын, Свен, был изгнан ранее за распущенное поведение, кульминацией которого явилось похищение священной особы, аббатисы, причем никакого смущения Свен при этом не испытал.

Эдвард, ликуя, отправлял в изгнание Годвина и его сыновей, но в какой-то момент он вдруг осознал, что наконец представилась удобная возможность одновременно избавиться и от королевы. Он заточил ее в Вервельском монастыре, отобрал приданое и почувствовал себя монахом в большей степени, чем когда бы то ни было за все предшествующие годы. Леди не жаловалась: очевидно, она достаточно хорошо узнала свою родню и была уверена, что, сбежав сейчас, все они вскоре вернутся. Граф Годвин уплыл с Тостигом во Фландрию, а Гарольд, весьма независимый, с горсткой единомышленников — в Ирландию.

Преуспев в деле избавления от двух наиболее беспокойных персон государства, король почувствовал себя наконец в безопасности. В приподнятом настроении и чрезвычайно довольный собой, он простым наложением рук излечил язвы у одной бедной женщины, отчего глубже, нежели ранее, уверовал в свою чудотворную силу.

Именно в такой эйфории и застал его Вильгельм. Когда герцога Нормандии с большой помпой представили пред очи короля Англии, Эдвард сошел с трона и заключил его в объятия. Со слезами на глазах король пытался найти в этом сильном красивом мужчине черты, напомнившие ему того порывистого мальчика, с которым они расстались десять лет назад. Ударившись в воспоминания, как какой-нибудь древний старик, он рассказывал о трогательных эпизодах из детства милорда, начиная с самого его рождения. Герцог улыбался, слушая, однако, все это вполуха, а вторым в то же время старательно улавливая, что творится вокруг.

Как только представился случай, Эдвард перешел на последние новости, не забыв сообщить и об исцелении язвы. Он невинно радовался тому, как справился с трудной задачей, и, преисполненный настоящей гордости, посматривал на гостя, который в свои двадцать три года уже имел репутацию человека, умеющего твердой рукой разрешать возникающие серьезные проблемы…

Разумеется, король ожидал от Вильгельма одобрения своим действиям, которое и было получено, причем сопровождаемое галантной улыбкой нормандца. Однако в глазах его Эдвард уловил нечто похожее на неодобрение. Герцог задумчиво произнес:

— Значит, я не встречу здесь Гарольда Годвинсона.

Будучи в доверительных отношениях с Вильгельмом, Рауль понимал значение этого недовольства. Герцог хотел увидеть Гарольда, воина настолько же известного в Англии, насколько он сам был известен в Европе. Все знали, что Эдвард обещал сделать наследником престола Вильгельма, если он сам умрет бездетным, поэтому Рауль подозревал, что герцог намерен приглядеться к человеку, который в будущем может сыграть не последнюю роль в его жизни. Подозрения юноши вскоре оправдались, когда последовал приказ о возвращении в Нормандию вместе с двумя ближайшими родственниками Гарольда и влиятельным таном, владеющим обширными землями. Очевидно было, что Гарольд также лелеет мысль о наследовании английского престола, поэтому Влнот, Хакон и Эдгар будут гарантией того, что эрл не совершит никакого безрассудства.

Раулю стало как-то не по себе. Он глядел в будущее и видел только сгущающиеся над головой своего господина тучи. И это были громовые тучи, пронизываемые ударами молний, как, впрочем, и все в жизни герцога. Вдруг юноше захотелось, чтобы Эдвард зачал наследника своим собственным семенем, потому что Вильгельм должен принадлежать только Нормандии. Ей одной. Англия чужая и враждебная страна, земля златовласых упрямых людей с развевающимися волосами и бородами, как у варваров; иностранцев они не любили. Эти люди напивались, чтобы спать ночью, были необразованны, ютились в жалких домишках, строили убогие города. К тому же Рауль слышал, что они очень распущенные. Один нормандец при дворе короля Эдварда как-то поведал ему пару скандальных историй. Говорили, что если английский дворянин награждает свою крепостную ребенком, то нередко потом продает ее в рабство восточным купцам. Рауль верил этому только наполовину, но все равно саксонцы ему не нравились, и он почувствовал себя истинно счастливым, разглядев маячащие вдали белые скалы Дувра.

Юноша почувствовал тяжесть чьей-то руки на своем плече. Обернувшись, он увидел герцога, тихо покинувшего свою каюту.