Роковой сон - [131]

— Слава Богу, вы целы, ваша милость! — Рауль спешился как раз в тот момент, когда герцог вскочил на ноги. — Я чуть было не наехал на вас! Поднимайтесь скорее! Возьмите моего коня! — Он сунул герцогу поводья и побежал прочь, лавируя между всадниками и увертываясь от них.

Нападение рыцарей снова отбили. Тогда герцог призвал на поле боя лучников, и в саксонские шеренги полетели стрелы. Ответный ливень из метательных орудий отбросил нападавших, они отошли в тыл, тогда опять пошли в атаку всадники.

В течение часа наступление кавалерии несколько раз сменялось стрельбой лучников. Запас метательных орудий у саксов иссякал. Пока лучники спускали тетиву, шеренги англичан стояли молча и недвижимо, а у подножия конные нормандцы готовились к новой атаке.

На западе за деревья опускался пламенеюще-алый шар солнца, будто вобравший в себя весь жар битвы. Днем сражение продолжалось, накал его не стихал. Саксы стремились продержаться до ночи, в крайнем случае — до подхода сильно запаздывающего подкрепления Эдвина и Моркера. Их шеренги заметно поредели и ослабли, фланги были сметены, но все так же гордо на самой вершине холма реяли знамена, вокруг которых насмерть стояли таны.

Ральф де Тоени взглянул на заходящее светило.

— Через час стемнеет, а воинство совсем измучено. Эти саксонцы просто дьяволы, а не люди!

— Их секиры вселяют в наших воинов страх! — говоря это, Гранмениль туго обматывал шарфом свежую рану на руке. — Герцог зазря тратил стрелы — они втыкаются в щиты, не нанося ущерба врагу.

Услышав это, Вильгельм пришпорил коня и помчался к лучникам. Вперед выбежали их предводители и внимательно выслушали все, что он, привстав в стременах, говорил, поясняя жестами, как и в каком направлении с большей целесообразностью приказывать впредь пускать стрелы. Фицосборн подскакал ближе, любопытствуя, а предводители разошлись вдоль рядов, еще раз растолковывая воинам, что следует делать.

Теперь лучники пускали стрелы высоко вверх, те перелетали над головами переднего ряда саксов и накрывали смертоносным дождем самый цвет саксонской военной знати.

У тех кончились метательные снаряды, все, что они могли сделать, это стоять, сжав от досады зубы, пока падающие стрелы наносили непоправимый урон их рядам. Когда запас стрел у лучников иссяк и они отошли назад, чтобы пополнить колчаны, вперед на поредевшие шеренги англичан ринулась кавалерия. И снова сталь сшибалась со сталью, снова шеренги то не держали строй, то снова выпрямлялись, чудом удерживаясь на месте. Казалось, нормандские всадники осаждают стену, через которую невозможно пробиться. Но теперь они настолько плотно стояли друг к другу, что с трудом могли орудовать своими секирами. Кавалерия опять отошла, и опять беззвучно разили насмерть стрелы лучников.

Перерывы между атаками сильнее, чем открытый бой, терзали нервы солдат беспомощного английского войска. С высоты они видели, как нормандские конные части отходят за лучниками и стоят неподвижно, пока стрелы в очередной раз прореживают вражеские ряды. Саксы замирали недвижно, но эти периоды, полные напряженного ожидания тишины, было труднее вытерпеть, чем кавалерийскую атаку. Из-под шлемов были видны изможденные долготерпением лица со взглядами, устремленными на запад, откуда посылало последние лучи заходящее солнце. В тысячах измученных голов жила одна мысль: продержаться еще немного, еще немного — хотя бы до темноты.

Над болотами лощины поднимался туман, на поле битвы прокрадывались серые тени и вечерний холод. Очередная лавина стрел иссякла, и по шеренгам англичан пронесся вздох облегчения. Люди крепче ухватывались за свои щиты, упираясь каблуками в землю, готовые стоять насмерть, встречая очередную атаку.

И копыта коней в который раз загремели по склону, заставив саксонцев дрогнуть при столкновении. Единственным движением в их замерших шеренгах было падение мертвого тела.

Нормандцы, как и их враги, тоже были на грани полного истощения. Некоторые — откуда сила бралась? — еще бились с прежним пылом, сам герцог и его сенешаль, лорд Мулен, с ног до головы залитый кровью тех, кого он убил, Робер де Бомон, чья храбрость и энергия казались вовсе не истощимыми, но большая часть воинов сражалась теперь, словно в каком-то страшном сне, коля, рубя, защищаясь и нападая.

У Рауля не хватало сил, чтобы все время держаться рядом с герцогом, но Мортен не оставил своего поста, когда Стража в бою отнесло в сторону. В голове у шевалье билась единственная мысль: должно убивать, иначе падешь сам. Его охватило мрачное прозрение, влившее в жилы новые силы. Рукоять меча скользила в руках, с лезвия капала кровь, а раны уже целиком скрыла засохшая красная корка. Вырвавшийся из толчеи саксонец бросился к Раулю, в руках его блеснул кинжал, нацеленный в живот коня. Шевалье с яростным рычаньем ударил мечом со всего размаха и проскакал по еще дышащему телу. Его конь скользил и спотыкался на груде мертвых тел, храпел от ужаса и бил копытами, его ноздри раздувались, глаза выкатились из орбит. Рауль направил его на сомкнутую стену щитов впереди себя с кличем: «Аркур! Аркур!»

Ближайший к нему щит поднялся перед его затуманенным взором, промелькнуло бледное от слабости лицо, а глаза, казалось, смотрели прямо в душу. Рука, держащая меч, опустилась. «Эдгар! Неужели это Эдгар?» — промелькнуло в голове Рауля.