Роковой шаг - [115]

Когда Ланса внесли, я едва узнала его. Из раны в боку обильно шла кровь. Он был очень не похож на того беспечного мужчину, которого я знала. Ни его беззаботной улыбки, ни былого легкомысленного отношения к жизни. Теперь он был так серьезен, что я испугалась, не собирается ли он оставить эту жизнь.

— Я послал за доктором, — сказал Джек Эферингтон. — Нам надо уложить его в постель.

Время тянулось бесконечно. Ланс смотрел на меня, пытаясь заговорить. Я склонилась над ним, чтобы его расслышать.

Он сказал:

— Это был единственный путь, пойми, Кларисса. Но я слишком промедлил. Он выстрелил первым.

— Скоро придет врач, — сказала я, — и тебе будет легче.

Он улыбнулся, отчего у него выступила кровь на губах, и это испугало меня больше всего остального.

Пришедший врач сокрушенно качал головой. Пуля глубоко проникла в тело, и он не смог удалить ее. Кроме того, Ланс потерял много крови. Не было никакой надежды, и жить ему оставалось один-два часа.

Так умирал Ланс, галантный джентльмен, изысканный денди, отчаянный игрок, и его смерть соответствовала его образу жизни. Мне было так горько думать, что он отбросил свою жизнь бесполезно, напрасно. Но таков был Ланс.

Я слышала, как Джек Эферингтон сказал, что Блейдон готовится быстро выехать из страны. Значит, знал, что убил Ланса.

Ланс угас за несколько часов, и в течение всего этого времени он был в сознании и немного говорил со мной. Я просила его беречь дыхание, но, казалось, ему было легче, разговаривая со мной.

— О, Кларисса, моя Кларисса, — сказал он. — Я всегда любил тебя, ты знаешь. Правда, это не было то, к чему мы стремились… не вполне то, верно? Между нами были тени… Я был игроком. Я не мог остановиться, хотя и знал, как это тебе ненавистно. Но я продолжал и продолжал играть. Это стояло между нами, не так ли… этот барьер? И еще долги, Кларисса. Мне бы следовало оплатить их… во время… моих выигрышей.

Позже он сказал:

— У тебя был Дикон. Ты никогда не забывала его, да? Я знаю, что он словно призрак присутствовал в нашем доме… за столом… в нашей спальне. Да, между нами были тени, Кларисса. Но жизнь была хороша… при всем при том нам было хорошо.

Я поцеловала его в губы и в лоб. Он слабо улыбнулся.

Я нагнулась над ним и тихо сказала:

— Ланс, это было чудесно. И он закрыл глаза и отошел.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Прошло почти десять лет с тех пор, как умер Ланс. Я была совершенно уничтожена его смертью, в таком же состоянии пребывала и Сабрина. В ее глазах появился тот же давний страх, который я впервые заметила после смерти Дамарис.

— Что со мной происходит? — рыдая, спрашивала она. — Почему я обречена приносить несчастье? Так было с моей матерью. Я была косвенно причастна к ее смерти. А теперь Ланс… Если бы я не решила выйти замуж за Реджи, я никогда не оказалась бы в этом доме в ту ночь, не забыла бы там твою накидку, и Ланс был бы жив сейчас.

— Ты не виновата, что обстоятельства сложились так, а не иначе, настаивала я.

— Но почему я? Почему именно я все время приношу несчастья и смерть?

— Мне ты спасла жизнь. Помни об этом. Я этого никогда не забуду.

— О, Кларисса, я так несчастна. На мне лежит страшная вина.

— Нет! — закричала я. — Ты не должна так думать.

Будь разумной Сабрина.

Мне предстояло вывести ее из этого ужасного состояния, так же, как это уже было однажды столько лет назад, и я острее, чем всегда, ощущала, насколько тесно переплетены наши жизни. Она была мне даже ближе, чем моя родная дочь Сепфора.

Сепфора была мягкая и женственная, и тем не менее, как ни странно, она гораздо больше была способна позаботиться о себе, чем Сабрина… Она дружила с Жан-Луи и, как мне кажется, в глубине души любила его сильнее, чем кого бы то ни было.

Сабрина не вышла замуж за Реджи. После той ужасной ночи она не могла выносить его присутствия.

Он слишком о многом ей напоминал. Сердце бедняги Реджи было разбито. Он уехал за границу к кому-то из своих родственников — кажется, в Швецию. Сабрина не могла сделать для него больше, я в этом уверена. Она сохранила к нему некоторую привязанность, но скорее всего это было вызвано тем, что его отец, которого он боготворил, был мертв. Так или иначе, Реджи ушел из нашей жизни. Я продала дом на Альбемарл-стрнт, и мы поселились в деревне. Мне казалось, что там, вдали от людей, мы заживем спокойно; впрочем, как это обычно водится, страсти вокруг смерти сэра Ральфа скоро улеглись.

За эти десять лет умерли Присцилла и Ли, и дяде Карлу пришлось вернуться домой, чтобы взять на себя управление делами в Эверсли. Как-то раз я навестила его, но теперь, когда не стало Арабеллы, Карлтона, Присциллы и Ли, там было довольно грустно.

Старое поколение ушло, его сменило новое. Мне самой исполнилось сорок три, Сабрине — тридцать. Люди удивлялись, что она никогда не была замужем, такая красивая молодая женщина, как говорили о ней. У нее, конечно, были поклонники, но мне казалось, что одна только мысль о замужестве слишком живо вызывала в воображении Сабрины ту сцену в спальне и заставляла ее отказываться от подобных планов.

Мы столько времени проводили вместе, что почти научились читать мысли друг друга, и единственное, чего нам хотелось тогда, это спокойно и безмятежно жить в деревне. Нам это нравилось, и мы не скучали по дому на Альбемарл-стрит. Мы погрузились в деревенскую жизнь. Наше общество составляли люди, которых мы знали, и со всеми из них мы были знакомы еще со времени Ланса. В нашем доме не играли на деньги, разве что иногда составлялась случайная партия в вист просто ради удовольствия. Я занималась буфетной и с увлечением работала в саду, особенно любила выращивать травы. Подобного рода жизнь была мне привычна еще по Эверсли, и, не будучи безумно счастливой, я зато была спокойна.