Роковой романтизм. Эпоха демонов - [17]

Генрих фон Клейст — романтик-убийца

Имя Генриха фон Клейста (Heinrich von Kleist) известно в Германии всем. Невероятно, но факт: драматург, при жизни которого была поставлена одна-единственная его пьеса, к тому же закончившаяся провалом, успевший написать всего восемь новелл, прежде чем покончить жизнь самоубийством в 34 года, считается одним из признанных классиков немецкой литературы. Он жил в конце XVIII — начале XIX веков, в эпоху войн, переворотов и революций, и сам был на редкость неуравновешенным, мятущимся, беспокойным человеком. «Все во мне спутано», — писал о себе Клейст. Он не мог дождаться дня, когда, наконец, сбросит ненавистный офицерский мундир и уйдет в отставку, — и прославлял в своих произведениях полководцев и воинов, вступал в наполеоновскую армию и носился с планами убийства Наполеона, был одновременно романтиком и реакционером… У него репутация «патриотического» поэта, прославлявшего прусское отечество, и его считали своим творческим предтечей аполитичные экспрессионисты… Самая известная пьеса Генриха фон Клейста — «Разбитый кувшин» («Der zerbrochene Krug»). Это чуть ли не единственная комедия, вошедшая в золотой фонд немецкого театра. Один из российских критиков нашел в ней параллели с гоголевским «Ревизором». Причем это вовсе не политическая сатира: автор с явной симпатией изображает главного отрицательного персонажа — плутоватого судью Адама. Впрочем, министр пропаганды «третьего рейха» Йозеф Геббельс (Joseph Goebbels) усмотрел здесь карикатуру на самого себя (тем более, что он прихрамывал, как и Адам в комедии), и поэтому запретил вышедший в 1937 году в Германии фильм с Эмилем Яннингсом (Emil Jannings) в главной роли. Лишь благодаря вражде и интригам внутри нацистской верхушки комедия, в конце концов, вышла в прокат. Но о том, как внутренне национал-социализм в Германии был связан с эстетикой и философией романтизма, мы поговорим позднее.

Пьеса «Разбитый кувшин» выходила на русском языке несколько раз, чаще всего в отличном переводе Бориса Пастернака. Пастернак переводил и другие произведения Клейста. Он даже написал предисловие к одному из изданий. В нем говорится, в частности, о родстве мотивов у Клейста и Пушкина. Имеются в виду образы Михаэля Кольхааса (у Пастернака — Кольгааса) в одноименной новелле Клейста и пушкинского Дубровского. Это образы «благородных разбойников», причем весьма неоднозначные. «Читая у Клейста описание поджогов и убийств, совершенных из высоких побуждений, нельзя отделаться от ощущения, что Пушкин мог знать Клейста, когда писал Дубровского», — подчеркивает Пастернак.

К 200-летию смерти Генриха фон Клейста в Германии вышло сразу несколько новых книг, рассказывающих о его жизни, творчестве и его трагедии. Впрочем, такие книги выходили и в предыдущие годы. Столь высокий интерес к личности Клейста объясняется не только его выдающимся литературным наследием, но и множеством загадок, которые он оставил. Пожалуй, самая главная загадка: почему Клейсту понадобился для самоубийства второй человек? В 1810 году Клейст познакомился и близко сошелся с Генриеттой Фогель (Henriette Vogel), которая была старше его, замужем и страдала неизлечимой болезнью. Трудно сказать сегодня, кто именно выступил «инициатором» двойного самоубийства. Любовь здесь была ни при чем. Клейст на протяжении нескольких лет много раз возвращался к мыслям о том, чтобы покончить с жизнью. Как бы там ни было, но 21 ноября 1811 года он пришел на берег озера Ванзее вместе с Генриеттой и застрелил сначала ее, а потом себя. Там они и похоронены. Рядом стоят большой обелиск — над могилой Клейста и надгробный камень поменьше — над могилой Генриетты.

Виктор Гюго и парижские куртизанки

Без знаменитых куртизанок не было бы ни «Дамы с камелиями», ни «Травиаты», Бальзак не стал бы автором шедевра «Блеск и нищета куртизанок», Золя не создал бы свою «Нана», Мериме не написал бы новеллы «Арсена Гийо», Бодлер — знаменитых стихов. Куртизанки во Франции были всегда, но моду на них среди высшего сословия ввел в XIX веке Наполеон III, сравнивший женщину с послеобеденной сигарой. Это было во времена Виктора Гюго, и сравнение женщины с послеобеденной сигарой было противно великому романтику. В своих творениях он возносил ее на пьедестал величия, но одно дело творчество, а другое — реальная жизнь и здесь дело обстояло несколько иначе.

Впрочем, что мы знаем о тех, кто не только играл кошельками нуворишей и фамильным достоянием аристократов, но и утверждал образ «новой женщины», сексуально свободной и порой агрессивной в этой свободе? В наши дни они легко получили бы почетный титул «культовой личности». Например, знаменитая Жорж Санд не была куртизанкой, но шокировала французскую публику не хуже, чем они. Баронесса, коей являлась Амандина Аврора Люсиль Дюпен, таково было настоящее имя писательницы, свой статус быстро потеряла — она одевалась как мужчина, ходила по самым темным местам Парижа, и в итоге обзавелась странной славой. А иного и ждать было нельзя. Дело в том, что отец писательницы, представитель знатного аристократического рода, Морис Дюпен, связал свою жизнь с женщиной мещанского происхождения. Софи-Виктория Делаборд раньше была танцовщицей и имела скверную репутацию. Родилась будущая звезда эпатажа прямо на сцене, под музыку, когда мать танцевала и пела в розовом платье, что, по всем приметам, сулило новорожденной счастье и успех.