Роковой роман Достоевского - [49]

Но прочесть рукопись Анна не успела. На листках, мелко испещренных круглым бисерным почерком, угадывался женский профиль, коротко стриженные кудри.

«Она, снова она, – застучало в висках. – Ее он любит, а меня в жены взял, потому что она выйти за него не захотела, а я согласилась».

Снова покосившись на дверь, Анна дотянулась до шкатулки, в которой муж хранит письма, потом вытащила шпильку из пепельных густых волос. Мгновение – и маленький замочек открылся. На самом верху лежал конверт, подписанный ровным красивым почерком.

– От нее, от С., – в отчаянии прошептала Анна, хватая конверт.

Даже наедине с собою она никогда не называла имени и фамилии той женщины. Почему-то казалось, что любое ее упоминание, хотя бы и мысленное, приведет к тому, что С. опять появится в жизни Федора Михайловича и отдастся ему просто так, хотя бы только и назло жене.

Письмо, впрочем, оказалось довольно невинное. С. пеняла Федору Михайловичу в связи с редкой перепиской, жаловалась на царящую в Петербурге скуку и желала счастья с его «Брылкиной».

Анна довольно улыбнулась. Брылкина – во-первых, неумно-с. Во-вторых, слишком уж свидетельствует о досаде С. А это хорошо, очень даже хорошо.

Когда дверь отворилась и вошел Достоевский, Анна по его бледному лицу все тотчас же поняла. Проигрался, опять проигрался в пух и прах…

«Ничего, – думала она, поглаживая голову уткнувшегося ей в колени мужа. – Есть еще серьги и кольцо, заложим. Ему нужно играть, он словно набирается в игорном доме какой-то необыкновенной силы, а потом пишет, быстро, много, как одержимый. Попрекать его этой страстью нельзя. Тогда, может, и исцелится. А коли запрещать – я так чувствую – непременно погибнет».

Посреди ночи с Федором Михайловичем приключился припадок, к счастью, недолгий. Анна, дожидаясь окончания судорог, терпеливо вытирала шедшую изо рта пену.

– Друг мой, Анюта, – простонал муж, когда припадок прошел, – посиди со мной. Так страшно вдруг стало, что умру, с тобой расстанусь.

– Конечно. – Она поправила подушку, подоткнула поплотнее одеяло. – Конечно, дождусь, пока ты заснешь, и только потом сама лягу.

Она смотрела на бледное заострившееся лицо мужа и стыдилась своего дневника.

Как могла она жаловаться на славного любимого Феденьку? Ведь он же так талантлив и беззащитен, и нуждается в ней. И позволил жизнь свою разделить.

– Все хорошо, Федор, – прошептала Анна, задув почти догоревшую свечу. – Я буду терпеливой, и доброй, и спокойной. Потому что люблю тебя всем сердцем…

* * *

– Здравствуйте, это Марианна Максимова вас беспокоит, газета «Криминальная хроника». Валентин Николаевич, как продвигается расследование убийства Артура Крылова? И действительно ли журналиста устранили в связи с публикацией статьи о неизвестном романе Достоевского?

– Без комментариев, – раздраженно буркнул следователь Гаврилов и бросил трубку.

Не прошло и полминуты, телефон вновь зазвонил.

– Сергей Петров, «Горячие новости», Москва. Что нового по делу Артура Крылова? Почему вы игнорируете связь убийства и журналистского расследования, посвященного роману «Атеизм» Федора Достоевского?

Ничего объяснять очередному дотошному писаке Гаврилов уже не стал. Просто нажал на рычажок, а потом выдернул штепсель из розетки. Подумав, достал из кармана пиджака мобильный, отрубил и его.

Журналисты как с цепи сорвались. Все утро телефон трезвонил не умолкая. Звонили из Питера и Москвы, Саратова и Новороссийска. И даже из Тюмени! Вначале следователь пояснял: пока ведется следствие, никакой информации по уголовному делу предоставляться не будет. Когда от долгих разъяснений пересохло во рту, стал отделываться коротким: «Без комментариев». В конце концов пришлось отрубить и городской, и сотовый, потому что от четырех часов постоянных объяснений болели и горло, и голова. А еще возникают наказуемые Уголовным кодексом намерения в отношении Лики Вронской и Галины Епифановой. Которые, судя по всему, времени даром не теряли, а натравили своих коллег, как собак бешеных!

Воцарившаяся в кабинете тишина показалась задерганному Валентину Николаевичу приятным освежающим душем. Он энергично прошелся по небольшой холодной комнате с высоким потолком. Сделал пару наклонов и приседаний. Опираясь руками на сейф, потянул затекшую спину.

Ему очень хотелось выпить. Шутка ли, столько придурков телефон обрывало. А как еще стресс снимать, если не водкой?! Но Гаврилов, грустно вздохнув, мужественно изгнал из сознания образ запотевшей, только из холодильника, «чекушечки». На работе пить нельзя – и точка. Избежать соблазна опрокинуть рюмку в служебном кабинете не могут только алкоголики.

– А я не алкоголик, – пробормотал Валентин Николаевич, усаживаясь за стол. Он пододвинул поближе том уголовного дела и обрадованно потер руки: – Отличные показания! Как все в строку ложится! Вот, пожалуйста, свидетель Петрова, 1976 года рождения, показала, что у Кирилла Матюшина была любовная связь с гражданкой Элеонорой Шевелевой. А вот еще один протокол, допроса свидетеля, находившегося на книжной ярмарке. Гражданин заметил, как у Артура и Кирилла вышла ссора именно из-за Шевелевой. Конечно, более логично со стороны Матюшина выглядела бы месть супругу Шевелевой, а не решившему приударить за девушкой коллеге. Но Матюшин же состоит на учете в психоневрологическом диспансере. О чем черным по белому написано в ответе на запрос. А у психов – своя логика!