Роковой портрет - [53]

— Ну вот и отлично, — весело засмеялся он, наконец ответив на мой вопросительный взгляд. — Во имя правды, Мег, ты должна знать, что я не всегда хранил верность мысли о тебе.

Я неохотно кивнула. Я не хотела ничего знать, но и не хотела казаться наивной. Однако радости моей поубавилось…

— Италия… — Я старалась говорить не безнадежно.

Видимо, не задумываясь о том, каково мне об этом слышать, он возразил:

— Нет. В Италии я действительно вел монашеский образ жизни. А вот здесь, при дворе… Какой же разврат царит при дворе короля Генриха! Слухи о нем ходят по всей Европе. Там только и разговоров, какими способами новые богачи прокладывают себе дорогу, как все пускают друг другу пыль в глаза, с какой алчностью вчерашние ничтожества хватают все, что только могут ухватить. И все это правда. Все увеселения заканчиваются одинаково — безудержным пьянством, исступленными разговорами, вообще буйством. Если бы ты знала, как ужасно, когда с тобой кокетничают респектабельные замужние дамы в масках. А на рассвете, выпив, как положено, полбочонка вина, они готовы на все. Тащи их за портьеры или в освещенный луной сад… Они позволят тебе все, на что ты, тоже разгоряченный вином, способен. И пару раз я дал себя увести. — Воспоминания захватили его. Затем он взял в руки мое испуганное лицо и поднял подбородок. Я невольно посмотрела ему в глаза. Джон сокрушенно добавил. — О, Мег, прошу тебя, не огорчайся… Те встречи привели меня в чувство. Они напомнили о тебе. Я понял — пора все бросить, поехать в Челси, найти там повзрослевшую мистрис Мег и добиться ее руки. — Он поцеловал меня в нос и пристально посмотрел в глаза. — Я тебя обидел. Надо было молчать. Правду в больших количествах всегда трудно перенести.

Я вырвалась и подняла плащ. Его признания сильно меня расстроили, и, как я ни пыталась, мне не удавалось этого скрыть. Я с болью вспомнила, как отдалась Джону здесь, в лесу, как была поругана моя девственность, красные следы от поцелуев на груди и шее, пятна на одежде. И вдруг испугалась — от страха у меня даже остановилось сердце, — что когда-нибудь он так же скажет какой-нибудь другой женщине: «Она напомнила мне о тебе».

— Все в прошлом, Мег, — настойчиво повторил Джон, опуская руки. Конечно, он понимал, что, пока потрясение не пройдет, лучше меня не трогать. Понимал, что со мной происходит. — Никогда не оборачивайся назад. Ты не найдешь ничего серьезного. Теперь мне никто больше не нужен. Я нашел тебя.

Я набросила на плечи плащ. Он стоял неподвижно. Его сапоги и плащ валялись в нашем гнезде из мятой травы и листьев. Он был похож на огромного аиста или ворона — высокий, черный и почему-то встревоженный. Мне вдруг захотелось простить его.

— Разве нам не пора? — спросила я, даже улыбнувшись ему, и обрадовалась, заметив, с каким облегчением он начал натягивать сапоги, смешно прыгая на одной ноге, а затем на другой. — И может быть, тебе наконец пора сказать отцу, — продолжила я, пока он еще не успокоился (доне так хотелось забыть свое былое одиночество и беззащитность), — что я приняла твое предложение, и просить моей руки? Например сегодня вечером?

— Сегодня вечером. — Он набросил плащ и приладил его на плечах. Лицо приняло решительное выражение, он улыбнулся мне и протянул руку, приглашая отправиться домой. — Ты права, жена, — твердо ответил он. — У тебя верная интуиция. Итак, сегодня вечером.

Мы расстались у ворог. Он направился в Новый Корпус на поиски отца. Я пошла к себе, почти не чувствуя земли под ногами, разделась и осмотрела себя в зеркало. На спине и ягодицах царапины, в волосах веточки, розовые пятна на груди и едва заметные маленькие отметины между ног. Очень красные губы распухли, глаза сияли. Когда мне принесли воды, я не сразу зашла в нее, желая сохранить запах Джона. Я натерла себя мочалкой до красноты, зубы стучали от холода. Затем тщательно вытерлась, смазала тело бальзамом и приготовилась к новой жизни, где не будет места тайным чаяниям и страхам. Я надела праздничное желтое платье. Оно было на мне в январе, когда он приехал. Нашла жемчужное колье. Отец подарил мне его к совершеннолетию, но мне почти некуда было надевать эту драгоценность. (Не чувствуя своего тела от нового счастья, я вдруг вспомнила, как расстроилась Анна Крисейкр, когда отец подарил ей вместо жемчуга бусы из гороха, и поняла — мне повезло значительно больше.) Я подрумянила искусанные губы и щеки. Повертелась перед зеркалом, улыбаясь самой себе и получая удовольствие от того, как шелк шуршит в руках и легко взлетает при движении, чего обычно никогда не делала. Я намеревалась выглядеть как можно лучше, когда отец объявит за столом о моей помолвке.

Я никого не хотела видеть до торжественной минуты и уселась на кровать в ожидании ужина, но не могла сосредоточиться ни на вышивке, ни на чтении. Я слышала, как напевает еще не вставшая с постели Маргарита, как рядом в уборной прибирается горничная, как госпожа Алиса внизу пытается совладать с лютней. Я подошла к окну, посмотрела в сад и увидела мастера Ганса и мастера Николаса. Они возвращались в дом. Я отпрянула, чтобы они меня не заметили и не позвали к себе. Сделав шаг назад, я принялась наблюдать за двумя белками, весело бегавшими друг за дружкой по лужайке. Опять села. Солнце стояло еще высоко. Не слышалось даже звона посуды, означавшего приближение ужина.