Роковой портрет - [46]

— Помогите моему сыну! — закричала она. — Эти негодяи не пускают его. Они перешли туда. Отобрали у него кружку. Как же он будет есть?

— Успокойтесь, — сказал Джон, укрыл ее самым большим одеялом, взял у меня повязку и начал обтирать больную. Она обезумела не только от горя и страха. На коже проступал пот. — Мы все сделаем.

Я пошла к котлу, где в жиру булькали овощи и голубиные тушки. Было очень трудно идти по крапиве, лопухам, клеверу, лютикам. Когда я приблизилась к небольшой группке людей, из-за котла выступил мельник Роджер.

— Дай мне кружку супа, Роджер, — ровно произнесла я.

— Прогоните их, мисс, — ответил он, об нам: и в свои единственные два черных зуба. — Они принесли с собой смерть. Мы хотим, чтобы они ушли.

— Суп. Немедленно. — Он покачал головой, теребя в больших мясистых руках веревку, закрепленную на талии, как будто собирался кого-то придушить. — Она уже больна. Она не может двигаться. — Он перекрестился, но еще раз покачал головой. Я шагнула вперед и взяла с земли стоявшую возле него кружку. — Не твое дело Божья воля. — От моей грубости он несколько растерялся. Я зачерпнула кружкой суп, он мне не мешал. — Мальчика я заберу с собой, — добавила я, поворачиваясь к нему спиной.

Я была уверена — мать не выживет.

Мальчик так и не попробовал супа. Когда я вернулась, Мэри уже душил пот. Я поставила кружку на землю. Джон стащил с нее одежду. Я хотела было сказать: «Не надо пускать ей кровь», — но осеклась. В конце концов, что мои зачаточные знания о лекарственных растениях по сравнению с его многолетней учебой и врачебной практикой? Она не жаловалась. Не кричала. Не испугалась ножа, с помощью которого он пустил ей черную кровь. Как мы и предполагали, она потеряла сознание и больше не пришла в себя. Мэри из Детфора умерла через полчаса после нашего прихода. Мальчик стоял, по-прежнему не двигаясь, и растерянно смотрел на испачканные коричневой кровью одеяла, а мы пытались притерпеться к сильному запаху смерти. Джон только обнял меня за талию.

Мой бывший учитель пошел распорядиться насчет похорон. Они не заняли много времени, так как могилу выкопали заранее. Беженцы с радостью опустят ее гуда и засыплют землей. Теперь, когда она умерла, им станет спокойнее. Мы не говорили о том, что могло случиться. Я лишь взяла мальчика за руку и пошла с ним по аллее. Я не могла привести его в дом, но не могла и оставить. Я не очень хорошо соображала, куда иду, и очнулась лишь у реки. Помедлив, я открыла дверь западной сторожки. Кандалы уже унесли, но на полу еще валялись обрывки одеяла.

— Посиди здесь, — бросила я ему как-то грубо, не ласково. Мальчик не отрываясь смотрел на меня. — Здесь тебе будет спокойно, — добавила я, роясь в мешке. Негусто: чистые тряпки, которые я захватила утром, бутыль с настоем коры ивы и кусок хлеба. — Я принесу воды. Вот тебе хлеб. И еще лекарство. — Из ведра садовника я зачерпнула воды. Пот с меня лил градом. Неподвижный взгляд ребенка казался невыносимым. — Сядь. Выпей. — Я протянула ему бутыль. Он не двинулся, но я вставила бутыль ему в руки и поднесла ко рту. Он выпил. — Теперь ляг. Накройся одеялом и постарайся не двигаться. Я приду вечером.

Когда я закрывала дверь, он все так же неподвижно смотрел на меня. Я накинула цепь, чтобы сторожка казалась закрытой, и пошла к дому. Какой смысл изводить себя из-за того, что я не знаю, как спасти больного ребенка, который при этом еще смотрит таким волчонком? Но от жалости к нему у меня сжималось сердце.

Есть я не могла, но к обеду все-таки спустилась. Позвали к столу, и от самых обычных поступков, принятых в цивилизованном обществе, мне стало легче — противоядие от пустоты, разверзнувшейся в злосчастный день под ногами.

— Где Джон? — спросила Маргарита. Я только покачала головой и ничего не ответила. Ей этого было достаточно, она поняла: что-то случилось — и обняла меня за плечи. — Мег, ты делаешь так много добра, но выглядишь ужасно. Пожалуйста, будь осторожна. — Я кивнула. — Мастер Ганс приехал, — добавила она, пытаясь меня взбодрить. — Он прямо цветет, приоделся. И растолстел.

Я опять кивнула. Голова трещала, в ней просто не осталось места для мастера Ганса, резко шедшего в гору. Мне нужно помыться, переодеться, приготовить еще настоя коры ивы. Вспомнить, что бывает чистая одежда. И еще узнать, заметил ли Джон новые признаки эпидемии (или бунта) в толпе у амбара.

Но когда художник со всклокоченной копной светло-рыжих волос прорычал: «Мистрис Мег!» — я снова подпала под его очарование. Он уже сидел за столом и положил себе в тарелку огромный кусок говядины, но, увидев меня, забыл о нем и встал. Он чуть не пританцовывал на полных ногах, ему не терпелось поделиться историями про Норфолк, где он писал портреты местного дворянства (как мне стало известно, там поговаривали, что при дворе он сблизился с родственниками Болейн, но я не хотела расспрашивать — это его дело).

— А знаете, мастер Ганс, ведь я родом из Норфолка. — Я все еще думала о своем и удивилась, что делюсь с ним самым дорогим. Я уже много лет не вспоминала родные места. — Неподалеку от Бернема. Мне все там хорошо известно.