Роковой перекрёсток - [47]

— И еще он очень красивый, правда?

Жозеф растерялся, а потом энергично кивнул.

— Иными словами, вы одобряете наш союз.

— Безусловно, — Жозеф выдавил из себя улыбку. — Только все равно обидно.

— Почему?

— Ну, не знаю, обидно за других. Кроме мсье Виктора, ведь у него есть мадемуазель Таша.

— Так… так вы себя жалеете?

— Вы смеетесь надо мной. Кто на меня, горбуна, внимание обратит?

— О каком горбе вы говорите?

Айрис смотрела на него таким пристальным взглядом, что он опять покраснел. Эта девушка просто чудо! Образ Валентины сразу же померк в глазах Жозефа.

— Я открою вам одну тайну, — сказала Айрис. — Только поклянитесь, что будете держать язык за зубами.

Жозеф кивнул.

— Я до… крестная дочь мсье Мори.

— То есть между вами ничего нет? — оторопел юноша.

— Ничего, кроме родственной привязанности.

— Хорошо! Просто отлично! В смысле, паштет очень вкусный, вам так не кажется? Можно мне добавки? Надеюсь, вы не скоро отсюда съедете. Просто вы долгое время жили в Англии, и я надеялся, что вы мне поможете…

— В чем?

— Мсье Виктор подарил мне книгу на английском, а я не могу ее прочитать…

— Так вы хотите выучить английский? Отличная мысль! Я просто умираю от скуки, а Кэндзи никуда меня одну не отпускает. И когда же вы хотели бы начать?

— Прямо сейчас.

— Отлично! Повторяйте за мной: My father is not at home. Where is he?

* * *

Куда ни кинь взгляд — везде пышные формы, утянутые корсетами, и глубокие декольте, прямые спины, накладные волосы и фальшивые бриллианты. Мулен-Руж был храмом Эроса, и журналисты и писатели не обходили его своим вниманием. Тут можно было найти женщину на любой вкус: наивную девушку и опытную соблазнительницу, добропорядочную матрону и вульгарную потаскушку.

Кэндзи чувствовал себя в этом мире вполне комфортно. Он со смесью восторга и презрения наблюдал, как одна из танцовщиц заставила какого-то заезжего гостя купить ей цветы, а потом у него на глазах перепродала букет цветочнице.

— Ловкая штучка, а? — послышался ровный голос.

— Да уж, невольно вспомнишь пословицу: жизнь — это плохой спектакль, начало которого мы пропустили, а конец нам неизвестен.

— Метко сказано! Вы случайно не философ?

— Нет, всего лишь владелец книжной лавки, — ответил Кэндзи, доставая визитку и окидывая беглым взглядом собеседника — господина с проседью на висках и в крылатке поверх вечернего костюма.

— Очень приятно! Жюль Навар. Я иногда пишу для «Эко де Пари». Может, подкинете еще парочку афоризмов для статьи? Не хотите чего-нибудь выпить?

— Извините, у меня назначено свидание с одной танцовщицей.

Навар разразился хохотом.

— Весьма откровенно! А можно поинтересоваться, с кем именно? Я знаю о личной жизни здешних дам всё! Это часом не прекрасная Чикита?

— Эдокси Аллар.

— Она же Фифи Ба-Рен! Мечта добропорядочного отца семейства. Властный взгляд, презрительно поджатые губы, надменное выражение лица, но в остальном — весьма привлекательная особа. В ней гораздо меньше вульгарности, чем в большинстве ее товарок. Вот только кавалеров она меняет, как перчатки, точнее будет сказать: коллекционирует. Видите того мрачного господина в сомбреро, он сидит напротив недомерка в очках? Это поэт Луи Дольбрез, один из многочисленных ухажеров Фифи, а его собеседник — Тулуз-Лотрек, он нынче пользуется бешеной популярностью.

Кэндзи взглянул туда, куда указывал Навар, и тут же отвернулся — он узнал в рыжеволосой даме, которая сидела за столиком с Дольбрезом и Лотреком, Таша. Может быть, Виктор тоже здесь? Поэтому и умчался из лавки?

Кэндзи повернулся на каблуках к собеседнику.

— Мадемуазель Аллар — всего лишь моя клиентка.

— Жюль, куда ты запропастился?! — перед ними возникла пышнотелая дама, которая показалась Кэндзи довольно уродливой. — Мы с Мом Фромаж уже думали, что ты помер.

— Я был занят, ангел мой. Угостить тебя вишней в ликере?

— Я бы не отказалась, но скоро канкан. Увидимся позже… — Она удалилась под руку с тощим неприятным типом лет сорока.

Вскоре Кэндзи увидел, что навстречу идет Таша. Он поспешно уселся за столик к ней спиной и развернул носовой платок.

— Рад, что вы передумали! — Навар воспринял действия Кэндзи как согласие составить ему компанию. — Я просто умираю от жажды. Официант! Бутылку шампанского, — заказал он, усаживаясь за столик, и кивнул в сторону пышнотелой дамы. — Вы знакомы с Нини Патанлэр?[50]

Кэндзи отрицательно покачал головой.

— В прошлом торговка, замужняя дама, мать семейства, она все бросила ради того, чтобы дрыгать тут ногами! Как и вон тот длинный тип — Валентин-Без-Костей.

— Интересное прозвище…

— Да уж, меткое, ничего не скажешь, его придумал один журналист, услышав в исполнении этого субъекта «Песенку Валентина». А на самом деле его зовут Этьен Ренодан, и брат у него вполне достойный человек, нотариус. А Валентин блистал еще на балах времен Второй империи. Говорят, на танцы можно подсесть почище чем на абсент или морфий. Но самое опасное здесь даже не это, а зараза, которую называют «болезнью века». Интересно, сколько этих клоунов подцепит ее к утру…

Кэндзи вполуха слушал болтовню Навара. Тем временем оркестр грянул «Парижскую жизнь».[51]

Приближалась полночь, наступило время канкана. Звуки труб, вихрь юбок, мелькание черных чулок. Четыре солистки — Ла Гулю, Нини Патанлэр, Грий д'Эгу и Рэйон д'Ор — выделывали замысловатые па, Фифи Ба-Рен не отставала от товарок.