Роковой опал - [28]

— Значит, все правда?

— Это зависит от того, что ты слышала.

— Я знаю, как умерла моя мать. Потом вы похоронили ее в заброшенном месте и забыли навсегда.

— Это было трагическое время для всех нас, — сказал Ксавьер.

— Но больше всего для нее! — закричала я.

Наконец вмешалась бабушка:

— Мы этого не заслужили.

— Ты заслужила худшего, — мрачно огрызнулась я.

— Такое поведение бывает только после дружбы с шахтерами, — заявила она.

— Не смей говорить плохо о мистере Хенникере! Он хороший человек, и если бы был здесь, то помог бы маме больше вас всех.

— Мы сделали все, чтобы облегчить ее участь. Продали серебряную утварь, дабы увезти ее за границу, и удочерили тебя.

— Она нуждалась в доброте, а этого вы ей дать не могли. Вы ее не любили. Неужели вы не понимаете, что она потеряла самого дорогого человека в жизни!

— Самого дорогого?! — воскликнула бабушка. — Вор… Соблазнитель… Глупышка!

— Сделав ее падшей женщиной, вы посчитали себя правыми. Быть жестокими легко. Почему не утешили ее? Не облегчили жизнь? Вы могли помочь ей, но позволили умереть… И бабушка притворилась моей матерью. Никто из вас не протянул ей руку помощи… Вы отвратительны! Мириам боится выйти замуж за аббата, потому что он беден. Ксавьер не может жениться на леди Кларе, потому что та богата. Да это смешно! Из какого теста вы все сделаны? — Я повернулась к бабушке. — Ты — явно из гранита, который отдает непомерной гордостью и бездушием…

Подойдя к концу своей тирады, я выбежала из комнаты, дрожа от переполнявших чувств. Я сказала им, что думаю, и не получила отпора.

Потом в мою комнату явилась Мириам.

— Теперь не придется прятать семейную Библию, — сказала она.

Эти слова показались мне настолько смешными, что я расхохоталась, и это сняло напряжение. Потом сестра продолжила:

— Лучше существовать в бедности, чем позволить жизни пройти мимо.

Позднее я увидела семейную Библию, которую держали запертой в буфете. Там были имена моей матери и мое. Я рассматривала записи о давно ушедших Клейверингах, размышляя над их тайнами.

За ужином о моем недостойном поведении даже не вспомнили, словно ничего не произошло. Разговор шел о погоде и делах в деревне. Никто бы не поверил, что днем разразился такой скандал. В чем-то эти люди восхищали меня.

Но теперь я была уверена в одном: они не будут мешать моей дружбе с Беном Хенникером. С того дня я смело шла по направлению к Оуклэнд Холлу и не делала тайны из своих посещений.

Глава 4. Павлин

Назревали перемены. Даже бабушка слегка изменилась. Она молча наблюдала за мной. Мириам стала смелее, Ксавьер еще больше замкнулся в себе. Так что мое противостояние не прошло даром. Все понимали, что я победила, и уже меньше боялись язвительных насмешек и едкого языка миссис Клейверинг.

Странно, но факт: Мириам даже похорошела и под всякими предлогами бегала в церковь. Думаю, на свидания с аббатом. Однако самые серьезные перемены происходили конечно, в Оуклэнд Холле.

Бен отлично передвигался с помощью костыля.

— Эта деревяшка заменяет мне ногу.

— И тогда вы покинете Англию, — с ужасом сказала я.

— Время не останавливается.

— Вы вернетесь на добычу опалов?

— Где-то в конце лета. В это время приятно путешествовать по морю. Кроме того, в Австралии меня ожидает продолжение жаркого сезона.

Глаза моего друга хитровато блестели — значит, строит какие-то планы. Хотелось верить, что в них есть место и для меня.

То лето было каким-то особенным. Стояла жара, на небе ни облачка, и за едой говорили только о погоде, страшась засухи. Изменился даже дедушка. Его страх перед женой куда-то исчез.

Бена, безусловно, беспокоили мои тоскливые настроения, когда разговоры касались отъезда, и он все чаще приглашал меня в Оуклэнд. Хотя я с удовольствием являлась бы туда и незваным гостем.

Это были ежедневные посещения, к которым привыкли даже слуги. Мистер Уилмот, по словам Ханны, заявил, что радуется возвращению семьи в родовой замок.

В доме я больше всего любила галерею в сто футов длиной и двадцать шириной. Здесь проходили балы, тут мама познакомилась с отцом. У окон стояли стулья с высокими спинками. И я часто отдыхала тут, представляя давно ушедших Клейверингов, танцующих под портретами предков. В том месте, где раньше стоял клавесин, было пусто. Пол украшали персидские ковры, которые Бен купил у нас.

Было приятно представлять маму в вишневом бархатном платье, какой Десмонд увидел ее впервые. Она, видимо, когда-то надеялась, что ее представят обществу именно в этой галерее.

— Вы будете скучать по мне, Джесси, — не сдержался Бен.

— Лучше не говорите об этом.

— Почему? У меня есть новости. Неужели вы думаете, что я уеду и оставлю вас одну? Мне бы хотелось, чтобы вы тоже присоединились.

— Бен!

— Я так решил. Что вы по этому поводу думаете?

Я мгновенно представила себя в гостиной Дауэра, объявляющей об отъезде.

— Мне никогда не позволят.

— Не беспокойтесь… Предоставьте это мне.

— Вы их плохо знаете.

— Наоборот. Ваши родные меня не выносят. Я ведь забрал у них этот замок. Но есть еще кое-что… Я встречался с вашим дедушкой до того, как купил имение, и обязан рассказать правду. Не хочу, чтобы между нами были тайны… У вашей семьи есть особая причина ненавидеть меня.