Роковой мужчина - [3]

Как обычно, Розамунда и ее братья выслушали отцовские разглагольствования с приличествующим случаю скорбным молчанием, а затем поспешили отправиться по своим делам. «Дела» Джастина были, как всегда, разнообразны: гоняться за юбками, скакать на двуколке в Брайтон, драться на бесчисленных дуэлях, играть либо прожигать жизнь в компании закадычных друзей. Каспар, вне всякого сомнения, отправился навестить свою итальянскую тигрицу. Дочери герцога деваться было почти некуда, но все же и у нее была подруга, всегда готовая выслушать ее излияния. И вот теперь Розамунда сидела в столовой дома Кэлли на Манчестер-сквер.

Вот что значит быть дочерью герцога! Знакомых у Розамунды было великое множество, но никого из них она не могла назвать другом. Все они так трепетали перед ее титулом, что относились к ней с чрезмерным почтением, от которого Розамунду просто мутило. Никто из этих людей ни разу не возразил ей, с готовностью принимал каждое ее слово, а это было так скучно!

Иное дело — Кэлли. Ее покойный отец был управляющим герцога и прибыл вместе с дочкой в замок Девэр, главную резиденцию герцога Ромси, вскоре после трагической кончины матери Розамунды. Розамунда и Кэлли знали друг друга с самого раннего детства. Они даже вместе учились — не в школе, само собой, а у гувернантки Розамунды. Такое положение вполне устроило и герцога, и его управляющего: Кэлли получила образование, которое отец не мог ей дать, а Розамунда — подругу и наперсницу в детских играх. Хотя считалось, что к ним должны относиться одинаково, на деле было совсем не так. Кэлли всегда пользовалась большей свободой, чем Розамунда.

А после того как Кэлли вышла замуж и уехала из дома, у Розамунды сменилось множество компаньонок, по большей части дряхлых старух. Только два с лишним месяца назад отец сжалился над ней и нанял в компаньонки ее сверстницу, Пруденс Драйден, — однако и тогда все вышло не так, как надеялась Розамунда. Мисс Драйден была не из тех, кто легко сходится с людьми, а поскольку и сама Розамунда была такая же, отношения между ними установились вежливо-отчужденные.

— Роз! — Кэлли звонко хлопнула ладонью по столу. — Эй, проснись!

Розамунда вздрогнула.

— Что?!

— Опять у тебя этот отсутствующий вид. И о чем же ты так задумалась?

— О том, что обычным девушкам живется гораздо легче. Они могут пойти, куда захотят, делать, что пожелают, — взять хотя бы тебя…

Кэлли рассмеялась.

— Чепуха! — сказала она. — Самое печальное как раз в том, что всем женщинам живется нелегко. С самого рождения мы все должны подчиняться мужчинам — вначале отцу, потом мужу или брату. Только овдовев, женщина становится действительно свободной. Тебе бы стоило последовать моему примеру.

Розамунда вежливо улыбнулась. Это была излюбленная шутка Кэлли: мол, женщина начинает жить по-настоящему только после того, как станет вдовой. Что же, в случае Кэлли так и было. Когда ее супруг, отвратительный тиран, упился до смерти, Кэлли переехала жить к своему брату Чарльзу и тут нашла свое истинное призвание, став хозяйкой в доме Чарльза Трэси. Она была очаровательна и неотразима; приглашение на ее званый вечер считалось великой честью, и саму ее приглашали повсюду. И уж, конечно, у Кэлли не было недостатка в поклонниках — настоящих поклонниках, а не унылых «счетоводах».

«Что ж, — подумала Розамунда, — Кэлли как раз из тех женщин, которые нравятся мужчинам». У нее выразительные карие глаза; каштановые волосы, вьющиеся от природы, обрамляют тугими колечками ее прелестное лицо. К тому же она хрупкая и изящная, точно фарфоровая статуэтка. В жизни не бывало, чтобы Кэлли выпорхнула из кареты сама, не опираясь на услужливо подставленную мужскую руку. Ей никогда не приходится самой носить шляпные картонки или поднимать оброненные платки. Не то чтобы Кэлли сама требовала от мужчин подобной любезности — просто все мужчины, как один, считали ее слабой и хрупкой. И были при этом куда как далеки от истины.

Правда, ей, Розамунде, мужчины оказывали не меньше любезностей — но только потому, что хотели подольститься к ее отцу. Да и хрупкой она ощущала себя лишь тогда, когда рядом были отец и братья. У Пруденс, нынешней компаньонки, было, с точки зрения Розамунды, одно неоспоримое достоинство: она была такая же высокая, как и сама Розамунда.

— Чему ты улыбаешься? — спросила Кэлли.

— Я думала о принце Михаэле. По крайней мере он выше меня ростом.

— Ты так и не объяснила, при чем тут шахматы. И что сказал принц, когда ты объявила ему, что не выйдешь замуж за человека, который не играет в шахматы?

— Я сказала «не умеет играть в шахматы», а это большая разница. Что же он мог сказать? Понимаешь, я его обыграла. Если б он во время объяснения не смотрел на часы, я бы постаралась обойтись с ним помягче, — но после такого оскорбления мне уже не было дела до его чувств.

Кэлли непонимающе воззрилась на подругу, и та поспешно объяснила:

— Принц Михаэль обожает шахматы и считает себя незаурядным игроком — а я дала ему понять, что он мне не ровня.

— Что же было дальше?

— Он щелкнул каблуками и умчался прочь, точно подожженная петарда.

Кэлли на миг оторопела, потом залилась громким смехом. Отсмеявшись, она сказала: