Роковой аккорд - [69]

— Скажите, миссис Кроули: почему вы думаете, что я соглашусь взять этот конверт и на том прекратить работу?

— В противном случае я могу связаться с вашим редактором и запретить статью — или выписать вам чек.

— Либо шантаж, либо подкуп? Вы меня шокируете, миссис Кроули.

— Не стоит обижаться. Я могу выписать чек благотворительной организации по вашему выбору. Если вы пока не занимаетесь благотворительностью, я могу подсказать вам, кому стоит помочь.

Она готова не просто дать взятку — еще и облечь ее в пристойную форму. Под женственной маской таилась маньячка — такой только дай все спланировать и проконтролировать. Интересно было следить за тем, как обнажается истинное существо человека. Я подтолкнула конверт к ее краю стола:

— Нет уж, спасибо.

— Глупо. Ничего интересного вы для своей статьи не нароете.

— Тогда что же вы так тщательно оберегаете от меня?

— Вы даете повод для нелепых слухов, привлекаете ненужное внимание к Адаму и другим членам семьи. Нам и без того проблем хватает. Вы должны понять мать, которая старается защитить своих детей.

— А если дети этого не заслуживают?

Клэр с такой силой ударила обеими руками по столу, что даже у меня ладони заныли.

— Вот об этом-то я и говорю! Домыслы! Сплетни! Ненужное внимание. Мой сын ничего дурного не сделал. Никто из нас ничего не сделал.

— Но Рассел Эллиот мертв.

— Он сделал свой выбор.

— Как Мика?

— Не лезьте в это!

Я хотела было уточнить, во что, собственно, не следует лезть, но угадала ответ по ее лицу:

— Не упоминать о том, что двое близких к вам мужчин покончили с собой?

Я оскорбила ее и нисколько о том не жалела. Эта женщина позволила себе обращаться со мной как с назойливой собачонкой, пусть получает сдачу той же монетой.

— Это вас беспокоит? Люди будут сплетничать о вас? Но вы же хотите оказаться в центре внимания — все равно по какому поводу.

Клэр поднялась, провела кончиками пальцев — ногтями скорее — по своей шелковой блузе, вот-вот в кого-нибудь вцепится, только не в меня, хорошо, что стол такой широкий.

— Вы ведете себя непрофессионально!

— Смешно это слышать от человека, пытавшегося меня подкупить.

— Я предлагала компенсировать вам расходы и потраченное время.

— Разумеется. Будь все так просто, вы бы и не вспомнили про меня и мою статью. Теперь-то я точно знаю: вы что-то скрываете.

Она стремительно обошла стол — я не успела ни отскочить, ни укрыться. Гнев стер все краски с ее лица, и рука, сжавшая мои пальцы, была холодна как лед.

— Я просто пытаюсь защитить семью, — прохрипела Клэр. — Мой муж прижил ребенка с другой женщиной, но я сохранила семью, и мы были счастливы вместе. Он умер, но мы остались все вместе и были счастливы. Теперь умер наш близкий друг, но я не допущу, чтобы на этом семья распалась.

— Бессмысленно бороться со мной, самое главное уже всем известно, — предупредила я. — Все знают о «пленках из отеля», гадают, куда они делись. Можете испортить мне карьеру, но слухи будут распространяться, и очень скоро их подхватит кто-нибудь другой.

— Проклятые пленки! — вырвалось у нее. Она отбросила мою руку и вернулась на свою сторону стола. — Я бы их сожгла, попадись только они мне в руки.

— Почему? — уточнила я, решив пока не спрашивать, сожгла ли она их на самом деле.

Клэр уронила ледяной кубик в стакан и уставилась на него так, словно кубик сам должен был ей подсказать, какой напиток налить.

— Представьте себе, что вы замужем за Пикассо. Однажды вы натыкаетесь на целый склад картин и набросков, которые он сделал, когда был не с вами. Все эти работы прекрасны, от них прямо-таки дух захватывает. Они лучше, чем все то, что он показывал вам. Но там только один ваш портрет. Один набросок. Только один.

Я отвлеклась, следя за тем, как Клэр (очевидно, по совету ледяного кубика) наливает себе на четыре пальца водки.

— Вы сожгли пленки, потому что нашли только одну песню, посвященную вам? — не сразу сообразила я.

Клэр грустно улыбнулась мне.

— Я полюбила Мику Кроули в первую же минуту, как увидела его. Он сидел на низкой кирпичной стене возле университетской библиотеки, согнулся над своей гитарой. Ни гроша в кармане, а мне было наплевать. Я верила в него, приносила жертвы, прощала ему все. А он написал для меня только одну песню. Эгоист проклятый!

«Сколько дашь любви, столько и получишь», — запели у меня в голове Леннон и Маккартни. Существуют ли и другие математические законы любви? К примеру, наступает момент, когда любовь обнуляется причиняемой болью или обещания уравновешиваются ложью? Мы все волей-неволей ведем счет, даже если не собираемся выиграть по очкам. Какой бы метод вычислений ни применяла Клэр, она подвела итоги, и за Микой остался изрядный должок.

— Какую песню он вам написал?

Клэр покачала головой:

— Он даже не удосужился записать ее как следует. Только на этих пленках и была. Ее больше нет.

— Зачем же вы оставались с ним?

Этого вопроса Клэр не ожидала, а я не ожидала увидеть такую откровенную боль на ее лице.

— У меня сын.

Династия рок-н-ролла. Король умер, и править будет мой сын. Любой ценой, ценой чужой жизни.

— Сын, которому наплевать на рок-н-ролл, — тихо напомнила я.

Я хотела ее спровоцировать, но опять же не до такой степени.