Роковое ухо - [9]

– И ты скрылся, – понимающе кивнул Конан.

– Нет, – сказал Чилли, – я хотел посмотреть, пошлют ли боги мне наказание. Поэтому вернулся в свою хижину и зажил, как ни в чем ни бывало.

Шли дни, селяне меня не тревожили, полагая, очевидно, что размножение полоскательниц протекает более трудно, чем у обычной посуды. Однако, спустя седьмицу, они стали проявлять беспокойство и захаживать по одному. Я делал вид, что не понимаю, о чем идет речь, вот тогда-то они и почуяли неладное. Собрали совет старейшин, долго судили-рядили, а когда выяснилось, что почти все семьи лишились ритуальных тазов, привалили ко мне целой толпой.

– Вот тогда-то ты и дал деру, – снова подсказал киммериец.

Но Чилли отверг и это предположение. Картина, открывшаяся взгляду селян в хижине, с его слов была следующая. Юноша, то есть сам Шейх Чилли, сидел на земляном полу, бил себя в грудь, посыпал голову пылью, царапал себе щеки и рыдал столь горько, что вселил скорбь в сердца вошедших.

– Какое несчастье постигло тебя, сынок? – вопросили ошарашенные старейшины. – Что ты так убиваешься?

– Люди добрые! – всхлипнул юноша, ударяя себя в грудь. – Я в полном отчаянии. Если бы мое горе касалось только меня, это бы еще полбеды. Но оно касается вас, всех до единого. О, пусть разверзнется земля и поглотит меня, несчастного!

– Как это? – вскричали старейшины. – Что это за напасть такая, что касается не только тебя, но и всех нас? Говори толком!

Тут юноша зарыдал еще громче.

– Мужайтесь! – еле выговорил он сквозь слезы. – Ваша чудесная посуда, ваши блюда, чаши, супницы и полоскательницы для волос… – тут он выдержал трагическую паузу. – …скончались!

Все умолкли, словно пораженные громом небесным. Потом заголосили разом:

– Скончались?! Что ты мелешь! Как может помереть серебро, не говоря уже о латуни и олове? Где это слыхано? Как могло такое случиться?!

– Откуда мне знать, – отвечал тогда Чилли, перестав плакать, видать, роды были тяжелыми.

Его тут же связали и бросили в яму. Долго чесали старейшины свои сивые бороды, решая, что же с ним делать. Наконец решили призвать мудрого человека, дабы разрешил столь невиданное дело.

– Каково же было мое удивление, когда мудрец, призванный для суда, оказался знакомым мне пустынником, – подошел Чилли к заключительной части своей удивительной повести. – Он выслушал селян и осведомился, в чем, собственно, состоит их недоумение.

– Как же? – хором ответствовали те. – Да разве же мы поверим, что металлическая посуда может скончаться?

– А почему бы и нет? – ошарашил их мудрец. – Поверили же вы, когда сей юноша говорил, что утварь ваша принесла потомство. То, что может родиться, может и умереть!

Подобное заключение повергло селян в горестное уныние, но они не осмелились перечить пустыннику, опасаясь навлечь на себя гнев богов. Я же, возблагодарив небожителей мысленно, а отшельника из уст своих, поспешно удалился, чтобы вернуться вскоре с лошадьми и тайно вывезти привалившее богатство на ближайшую ярмарку.

– Значит, боги не сочли твою хитрость предосудительной? – спросил Конан, улыбаясь от уха до уха.

– Боги обычно наказывают тех, кто стремиться обогатиться, не прикладывая к тому никаких усилий, – глубокомысленно заключил Шейх Чилли, – я же послужил лишь орудием высшей справедливости. Скажу еще, что и в дальнейшем продолжал следовать наставлениям мудрого пустынника, всякий раз убеждаясь в его мудрости и подлинной просветленности. Как видите, мои богоугодные дела принесли некоторые плоды…

И он не без гордости сделал широкий жест, указующий на жилище его, стол, яства и служанок. Следуя взглядами за сим жестом, Конан и Ши вынуждены были признать, что их гостеприимному хозяину крупно повезло повстречать в странствиях его столь мудрого и во всех отношениях прозорливого наставника.

– Теперь вернемся к нашим делам, – сказал Чилли, насладившись произведенным впечатлением. – Агизар достоин того, чтобы расстаться с весьма солидной долей своего состояния. Сейчас он испуган, но жадность и тайные желания заставят его снова прийти ко мне. Тогда мы снова отправимся в дом Фларенгаста и осуществим задуманное.

– Ловкачу опять придется сидеть на трубе и спускать через дымоход твою сетку? – ворчливо спросил варвар. – Ты обещал открыть замысел…

– Немного позже, – сказал Чилли, прикрыв глаза и что-то обдумывая. – Что же касаемо «призрака», который должен явиться с Серых Равнин, я придумал кое-что получше. Как мыслите, кого ожидает узреть ювелир после моих заклинаний?

– Зеленого бородатого старика с горящими глазами, – предположил Ши.

– А увидит могучего юношу! – хлопнул в ладоши Шейх. – Ты станешь Фларенгастом, Конан!

3

Ювелир Агизар стоял, опершись о нефритовую столешницу, и печально вглядывался в роскошное бронзовое зеркало. Из мутноватых глубин смотрело на него отражение: плешивый старец, по пояс голый, еще красный после недавней бани. Ни омовения, ни усилия массажисток не пошли ему на пользу – зрелище было жалким. Синие шелковые шаровары едва держались на его бедрах, на красный кушак свисал дряблый живот, поросший седым волосом, а плечи и грудь были, как у старой женщины: грудь отвисшей, а плечи округлыми и лоснящимися. И еще нос. Вспухший, с красными прожилками и огромными порами, вечно влажный и блестящий. Чего он только не делал со своим носом, каких только мазей и притираний не использовал! Все было тщетно – с каждым прожитым годом нос все более расплывался по его лицу, словно бурый перезревший помидор, готовый вот-вот брызнуть отвратительным соком.