Роковое наследие - [117]

Анаис замолчала и внимательно всмотрелась в лицо брата. Она не могла точно сказать, когда он перестал слушать то, что она говорит. Менестрель сидел, словно окаменев, и с тревогой смотрел на нее.

Анаис помахала рукой у него перед носом.

— Шшахар внутри, — прошептал Тамерон и осторожно прикоснулся к ее плечу. Затем привлек Анаис к себе и крепко обнял.

Она уткнулась носом ему в плечо, прошептала:

— В тебе тоже, Тамерон, не забывай об этом.

— Малая толика по сравнению с твоей ношей.

— Ты первый Лебериус, который отнесся к этому факту без отвращения.

— Я Атранкас, — уверенно произнес Тамерон.

* * *

Анаис наморщила нос, но солнечный луч и не подумал убраться прочь с ее недовольного лица. Девушка приоткрыла глаза и с сожалением отпустила сон. Взглянула на Тамерона, который продолжал мирно спать, и поймала себя на мысли, что ей нравится лежать, пристроив голову у него на плече. И вообще…

— Ты моя гавань, — прошептала Анаис очень тихо, чтобы не разбудить его. — Дар богов. Ты все, что у меня есть на Арринде. Больше всего на свете я хочу забыть, кто я… кто мы… и просто быть, просто любить тебя.

Анаис осторожно выбралась из уютного теплого гнездышка, с грустью оглянулась. Слишком велико искушение остаться, плюнуть на все и каждое утро просыпаться так, как сегодня. Спрятаться от всего мира, состариться вместе. Анаис горько усмехнулась и начала одеваться.

Мирная старость в планах Атранкасов уже давно не значилась.

За пределами сеновала кипела жизнь: актеры мыли посуду после завтрака. Анаис тихонько направилась к выходу, но, споткнувшись о засыпанные сеном ножны, громко чертыхнулась.

— Бежишь от меня? — раздалось сзади.

— От себя, — чистосердечно призналась она и, прихватив ножны, вышла на улицу.

Ее появление встретили радостными возгласами, словно выход на сцену знаменитости.

— Собирайтесь! Загружайте повозки, — крикнула Анаис. — Мы уезжаем.

На минуту повисла тишина.

— Шевелитесь, — улыбнулась Анаис.

Грим засуетился, стал подгонять актеров, даже про ревматизм позабыл. Девушка отломила краюху хлеба и, жуя на ходу, отправилась в дом за дорожной сумкой. Наскоро побросала в нее пожитки, вернулась во двор.

Тамерон стоял, привалившись к косяку в дверях сеновала. Он посмотрел на девушку долгим, внимательным взглядом.

— Ты со мной? — одними губами спросила Анаис.

— Всегда, — также беззвучно ответил Тамерон.

Анаис зашагала по дороге, призывая остальных поторапливаться. Тамерон догнал ее и молча пошел рядом. День обещал быть жарким, над лугом уже поднималось воздушное марево, искажая даль.

Дойдя до границы зоны, Анаис вынула из ножен кинжал и полоснула им по ладони. Алый бисер упал на землю, следом за ним потекло заклинание, открывающее проход. Мерины, как и в прошлый раз, заартачились, но плащи, накинутые им на морды, исправили положение.

Анаис забралась на козлы к Гриму, потеснив Караэля, который доверил свою повозку юнцам, чтобы побеседовать о прекрасном с человеком, способным оценить его изящные пассажи. Девушка прикрыла глаза и некоторое время сидела так, как будто прислушивалась к чему-то.

Впереди маячила развилка. Мерины лениво плелись, фургоны поскрипывали — жизнь вошла в свое русло.

— Поедем к морю, — внезапно предложила Анаис и повернулась к Гриму, прервав Караэля на полуслове.

Тот обиженно воззрился на девушку, а затем обратился к владельцу балагана:

— Вы решили изменить маршрут? Какая жалость, а я надеялся, что мы продолжим путь вместе. У меня дела в…

— Ничего не поделаешь, — перебил его Грим, стараясь не выдать своей радости.

Ему все же удастся избавиться от гендера, не прибегая при этом к радикальным способам. Он и сам подумывал о поездке к морю, хотя в данный момент ему было безразлично, куда именно ехать. Лишь бы впереди вилась лента дороги, а позади — пыль. Его жизнь — вечное странствие, и ничто этого не заменит. Возможно, мечта занять почетное первое место на фестивале в Крамеце — только жажда прославиться, а не желание облегчить себе жизнь на целый год, пристроившись на теплом месте в столице.

Грим остановил фургон и помог медлительному гендеру спуститься на землю.

Караэль в расстроенных чувствах долго тискал владельца балагана в объятиях, а тот стоически терпел эту фамильярность…

Анаис дернула мерина за уздцы и затопала по дороге, уводя за собой фургон и глядя, как впереди колышется воздушное марево, искажая линию недостижимого горизонта.

«Охотники придут. А пока есть время, я… нет, мы — ведь теперь нас двое — будем идти рука об руку, искать то, что сокрыто. Луга, исчерченные тропинками, станут нам домом, бабочки, что беспокойно взмывают в воздух, когда потревожишь разнотравье, — соседями. А любовь… любовь проживет столько, сколько ей отпущено богами. И будет казаться, что в запасе вечность, внутри целый мир, а небо без конца и края. Небо, в котором теряется все то, что хочется забыть, что невозможно простить, и то, чего не нужно знать».