Роковая женщина - [9]

Но он видел только футляр.

Теперь я сообразила, что это вместилище для скрипки, имеющее грушевидную форму.

– Ирен! – воскликнула я, не сдержавшись. – Прежде я не видела у тебя такой вещи. Скрипка всегда находилась у тебя в сундуке?

– Я сама почти забыла о ней, Нелл. Бедный старый маэстро оставил ее на моем попечении в качестве прощального подарка, и вскоре инструмент затерялся среди тряпок с блошиного рынка. Я подозреваю, что он неплох. Что скажете, мистер Холмс?

Тот положил футляр на рояль и очень медленно открыл. Вот так же он обследовал когда-то портсигар с отравленным шипом во время одного из тех расследований, когда мы вынуждены были терпеть его присутствие.

Тогда детектив спас Ирен жизнь.

Теперь он старался не повредить старую скрипку.

Я увидела пыльный розовый бархат и потрепанные кожаные петли.

Ирен заглянула в футляр, как ребенок на Рождество. Все ее наигранное самообладание актрисы исчезло. Она прижала руку ко рту, словно пытаясь сдержать волнение; из растрепавшейся прически выбилось несколько локонов.

– Что скажете о скрипке? – повторила Ирен свой вопрос. Ей явно не терпелось услышать вердикт.

Шерлок Холмс пребывал в каком-то другом временно́м измерении. Теперь в его лице не было ничего ястребиного. Я вдруг увидела в нем мальчика, которому в рождественское утро достается слишком мало подарков, выбранных с любовью, и ни одного, о котором мечталось. Это угадало мое сердце гувернантки. Сейчас жалость к тому мальчику даже перевесила мой страх перед этим господином. В горле у меня застыл комок.

Мистер Холмс не заметил ни моей реакции, ни волнения Ирен. Он вынул инструмент из чехла и поднял к свету, проникавшему в окно. Так пьяница мог бы рассматривать стакан кларета, осторожно держа кончиками пальцев и словно боясь, что он обратится в прах.

Он ощупывал скрипку, как охотник, примеряющийся к винтовке. Заглядывал в отверстия, наклонялся, изучая розовый бархат футляра. И не произносил ни слова.

– Может быть, это Амати? – подсказала Ирен.

– Нет.

– Но, конечно, не Страдивари?

– Нет.

– Тогда она вряд ли ценна. Как печально! Я надеялась ради маэстро, что инструмент дорогой.

– Это Гварнери, – уверенно бросил сыщик.

Я не смогла противиться искушению нарушить чары, одурманившие их и внушавшие мне беспокойство:

– Это что, какая-то ужасная болезнь? Вроде туберкулеза?

– Гварнери – семья скрипичных мастеров, которые работали с шестнадцатого по восемнадцатый век, – невозмутимо ответил мне мистер Холмс. – Они обладали исключительным талантом. Правда, теперь их скрипки не так известны обывателям, как Страдивари или Амати.

Никогда еще на меня не навешивали ярлык «обыватель»!

Наконец детектив взглянул на Ирен. Меня не оставляло странное чувство, что он не осмеливался сделать это прежде.

Она ждала его вердикта с волнением, которое привело меня в раздражение. Надо думать, во Франции найдутся ценители скрипок получше заезжего англичанина! Думаю, особенно меня разозлило, что подруга сразу же согласилась с его вердиктом.

– Гварнери, – повторила она. – Вы правы. Это имя мне незнакомо. Она… в рабочем состоянии?

– Ею непозволительно пренебрегали.

– Я же не скрипачка.

– Струны хрупкие, а деревянный корпус необходимо смазать.

– Это будет сделано немедленно. Видите ли, я совсем забыла о ней.

– Вы же музыкант! Как вы могли забыть о столь редком инструменте?! – В голосе Холмса звучало неподдельное возмущение.

– Я одновременно и музыкант, и сама себе инструмент, – пожала плечами примадонна. – Связки служат мне струнами, кости и мышцы заменяют деревянный корпус. И я сама поддерживаю в порядке свое тело. Признаюсь, я действительно забыла о давнем подарке маэстро. Вы можете сыграть на этой скрипке?

– Могу. Но сомневаюсь, что мне следует это делать.

– Может быть, хоть несколько пассажей? Мне бы так хотелось снова ее услышать. Помнится, у нее необыкновенно прелестный звук.

– Мадам, в самом деле…

Но Ирен уже устремилась к роялю. Она выдвинула табурет и откинула крышку.

– Скрипка ваша, мистер Холмс, если она действительно так хороша. Я же никогда не стану играть на ней, как и никто другой в этом доме. Как я рада, что вспомнила про нее! Маэстро был бы счастлив.

– Я всего лишь любитель, мадам.

– Не принижайте своих достоинств. Нелл однажды особо отметила вашу игру.

Сыщик впился в меня пронзительным взглядом. Я мысленно поблагодарила Ирен за ее такт: она не упомянула о моем истинном мнении. Как-то раз мне действительно довелось услышать звуки, доносившиеся из гостиничного номера Холмса. Тогда я решила, будто кто-то пытается распилить скрипку пополам.

Зажурчало глиссандо. Гибкие пальцы Ирен легко пробежались по клавишам.

– «Für Elise»?[12] Это все знают.

– Я должен ее настроить. – Холмс с неожиданным изяществом пристроил скрипку на плече и провел смычком по струнам.

Люцифер прижал уши, распушил хвост и пулей вылетел из комнаты при первом же резком немелодичном звуке. Я слышала, что струны делают из кошачьих кишок. Возможно, этим объяснялось внезапное бегство Люцифера. А быть может, все дело было в кошмарном завывании, которое издавала скрипка под рукой мистера Холмса.

Как ни странно, эти ужасные звуки подбодрили его. Он прижал скрипку к щеке и, не отрывая от нее взгляда, стал вращать колки, настраивая струны. Затем снова взял аккорд. И еще раз. Он подкручивал винтик, проводил по струнам смычком и очень внимательно слушал. Такого всепоглощающего внимания я не наблюдала ни у одного живого существа – разве что у кошки или мангуста, замерших перед броском на жертву.