Роковая ошибка княгини - [53]

— Я пойду посмотрю, как там Саша. — Тоненьким, послушным голоском произнесла эта обворожительная фея, не забыв послать томный взгляд из-под полуопущенных ресниц — правда, почему-то, опять Мишелю, а не своему благоверному.

Какой кошмар, в который раз подумал Волконский, и, вслед за отцом вышел в коридор, а оттуда проследовал за ним вглубь квартиры, туда, где располагался отцовский кабинет. Там сейчас сидел Семён, но при появлении хозяев, тотчас же откланялся и вышел. Проходя мимо Мишеля, он поднял на него многозначительный взгляд. Волконский мимолётно улыбнулся, а затем подошёл к отцовскому столу, и остановился напротив кресла, куда уселся Иван Кириллович.

Сытый, довольный и беспечный, он достал сигару из ящика стола, отрезал кончик, и с превеликим наслаждением затянулся. Потом опомнился, и кивнул Мишелю на почти полную пачку.

— Не желаешь ли?

— Я не курю.

— Странно. А я думал, в окопах волей-неволей закуришь! — Произнёс он, с любопытством поглядывая на сына.

— Как-нибудь на досуге мы с тобой, непременно, об этом поговорим, — пообещал ему Мишель. — Но только после того, как я перестану тебя ненавидеть. А теперь кончай этот фарс, и расскажи, что случилось, отец.

— Ты о чём это? — Иван Кириллович сделал вид, что не понял, и вдохнул полной грудью ароматный дым. Сигары были дорогие, стоили целое состояние, и были его роковой страстью, помимо женщин и хорошего вина.

— Ах, ну конечно! О чём же это я? Может, о твоей политике в министерстве? О твоих последних законопроектах? Или о нескольких миллионах, переведённых почему-то на твой заграничный счёт?

— Ты и об этом знаешь? Семён доложил, или генеральша? Так вот, я сделал это на случай непредвиденной ситуации… в стране неспокойно, знаешь ли. Подстраховка не помешает, если начнётся революция и нам придётся бежать из страны.

— Это всё, конечно, очень умно и хитро, но меня в данный момент больше волнует убийство моей матери. — Резко оборвал его увещевания Мишель.

— Самоубийство твоей матери, ты хотел сказать? — Уточнил Гордеев, казалось, ничуть не задетый такой постановкой вопроса.

— Что там на самом деле произошло, отец? — Устало спросил Мишель, которому надоели эти бесконечные попытки Ивана Кирилловича уклониться от прямого ответа. — И, я прошу тебя, не увиливай и не ври мне. Скажи как есть. Всем будет проще и легче, если ты скажешь мне правду.

Гордеев в ответ на это согласно кивнул, и, вновь выдвинув ящик стола, достал оттуда сложенную пополам бумагу, и протянул сыну. Мишель взял её, развернул, и бегло просмотрел.

«Не суди меня, Ваня. Я ухожу, и ты сам знаешь, почему. Я не могу больше терпеть твоего бессердечия, ты совсем не замечаешь меня! Мне тяжело решиться на этот шаг, но так будет лучше для всех. Я терпела столько времени только из-за Мишеньки, но он уже большой мальчик, и сможет понять меня, если только захочет. Больше так продолжаться не может. Я люблю тебя, Ваня. Прости за всё.

Твоя Юлия».

Почерк был её, бесспорно. И манера написания, порывистая, резкая, тоже её. Если это и подделка, то на удивление мастерская, подумал Мишель, и поднял взгляд на отца.

— Я уже говорил тебе, какое ты ничтожество? — На всякий случай полюбопытствовал он.

— Считай меня кем угодно, твоё право. — Тихо ответил Гордеев. — Я виноват перед ней, это факт. Но я не хотел для неё такой участи! Я просил у неё развода, я тысячу раз говорил ей, что у нас ничего не получится, а она всё не отступала, надеялась на что-то. Не хотела понимать, что всё кончено. А потом, видимо, поняла, и… — Тут он многозначительно замолчал, и позволил себе вздохнуть по этому скорбному поводу.

— Хорошо. — Мишель послушно кивнул. — Сделаем вид, что я тебе поверил. Объясни тогда, почему была такая спешка с похоронами, и почему ты никому не дал проститься с ней. Марья Петровна, нынешняя кухарка в имении, была её кормилицей и нянькой первые десять лет жизни, уж она-то, на мой взгляд, имела право быть со своей хозяйкой в её последние часы.

— Похороны были в Москве. — Уклонился от ответа Иван Кириллович. — Кухарку туда никто бы не повёз, а самой ей добраться было не на чем. С транспортом, знаешь ли, совсем туго стало в военное время. Поезда отменили, а на перекладных — целых суток не хватит. А куда же имение без кухарки на целый день? Да и потом, она была в таком состоянии, что я побоялся — не выдержит, сойдёт с ума от горя. Поэтому попросил монахинь из местного монастыря приготовить тело к погребению. Меньше слёз, больше дела.

Волновался о душевном состоянии старой кухарки? Он? Мишель был готов спорить, что до этого момента Иван Кириллович даже не знал, как её зовут! Так что эти благородные доводы прозвучали на редкость нелепо.

— А почему так быстро? У тебя должна была быть очень веская причина, чтобы поправ все возможные христианские каноны, взять и похоронить её на следующий день!

— Ты, должно быть, не заметил, какая страшная стоит жара?

— А у твоего любимого Воробьёва, должно быть, не нашлось лишней холодильной камеры для своей благодетельницы?! — Тем же тоном поинтересовался Мишель. — Он, конечно, ничтожество, но я сомневаюсь, чтобы он пожалел для неё такую сущую мелочь, учитывая то, что это именно ей он обязан своим процветанием!