Согласно семейной легенде, читать я выучился самостоятельно в четыре года — по кубикам с буковками. Пытаюсь припомнить эти кубики: деревянные, оклеенные бумагой. Припоминаю или придумываю? Поди теперь разбери!
Первая книжка не запомнилась вообще. Зато четыре тяжеленные книжищи, четыре разнокалиберных кирпича, на которых потом вкривь и вкось будет строиться моё виденье мира, не забудешь при всём желании. Коричневый толстенный Пушкин, плоский льдисто-белый Гоголь, синеватый рубчатый на ощупь «Русский народный эпос» с вытесненным погрудно старым казаком Ильёй Муромцем.
И Уэллс.
Три романа под одной обложкой — твёрдой, тёмной. «Первые люди на луне», «Война миров» и «Человек-невидимка».
Не понимаю, почему баба Лёля разрешала мне брать взрослые книги. В прошлом учительница, вроде бы должна была знать, что самостоятельное чтение классики, вдобавок в ранние годы, до добра не доводит. Так же как и самостоятельное чтение Библии.
Неужели я проглотил всё это ещё в дошкольном возрасте? А ведь вполне вероятно. В детских ночных кошмарах оживала, помню, статуя дона Альвара; вставали, потрясая костлявыми руками, мертвецы; сильномогучие богатыри вспарывали белые груди чингалищами булатными, вынимая за каким-то лешим сердце с печенью; ухали, завывали в ночи марсианские спруты.
Из такой вот жутковатой мешанины и складывалось моё мироздание.
Кстати, селениты мне нравились.
Видимо, по сравнению с безусловно смертоносными командорами, витязями, осьминогами и покойниками, подданные Великого Лунария казались относительно безвредными, даже забавными.
Что это фантастика, мне, понятно, и в головёнку не приходило. В шесть лет — всё реально. Спросил папу, где можно достать каворит, и с туповатым недоверием выслушал, будто Луна безжизненна, а каворита в природе не существует. Мало того, город Лондон, представьте, находится в какой-то там Англии и никакие марсиане его не разрушали.
Крошка-сын к отцу пришёл, и спросила кроха…
Такое вот разочарование.
До сих пор запинаюсь, когда начинают пытать об отношении к Уэллсу и Жюлю Верну. Для меня они несопоставимы. Не знаю, как такое могло случиться, однако мсье Жюль не был мною прочитан в детстве. Ну ладно, дома, допустим, не нашлось ни единой его книжки. Но потом-то, потом… Школьником я постоянно торчал в библиотеках — и что же, ни разу не взял? Загадка.
Будучи уже взрослым, одолел с недоумением сколько-то там тысяч лье под водой. Примерно этак семь. На восьмой тысяче бросил.
Нет ничего скучнее приключений. Видите ли, там всё зависит от удачи или неудачи: допрыгнул — не допрыгнул, попал — не попал… Уэллс исключает случайность. Его повествованиям свойственна неотвратимость античной трагедии. Допрыгнешь ты, не допрыгнешь, попадёшь, не попадёшь — всё равно никуда не денешься. Даже если развязка на первый взгляд покажется внезапной, чуть ли не чудесной (приползла бактерия и за всех отомстила), — марсиане обречены с момента приземления.
Борхес называет романы Уэллса расчётливо придуманными. По-моему, завидует.
Коли на то пошло, не такая уж они и выдумка. Просто честная до беспощадности попытка разобраться в устройстве мира и общества. Другое дело, что вымышленные со вспомогательной целью марсиане и селениты пугающе правдоподобны.
Если хотите, Уэллс — это Достоевский фантастики. Широкая читающая публика не слишком его жалует, считает тяжёлым, мрачным автором. Да и за что жаловать-то? Этак прочтёшь — и призадумаешься, а там, глядишь, и вовсе закручинишься. То ли дело мажорный мсье Жюль! Ба-бах — и из пушки на Луну. Была бы только пушка.
Читателю очень хочется звучать гордо, но с Уэллсом гордо не зазвучишь. То он растолкует тебе на пальцах, что муравейничек, именуемый человечеством, лишь до поры до времени ещё не разорён какой-нибудь агрессивной сверхцивилизацией, то предъявит в кривом лунном зеркале наш социум во всём его уродстве, то такое будущее изобразит, что лучше в него и не заглядывать.
Уэллс — отрава. Жюль Верн — подсахаренная микстурка. Не зря её до сих пор детишкам прописывают.
Английским я владею скверно. Можно сказать, совсем не владею. Тем не менее завёл привычку время от времени одолевать в оригинале то, чем когда-то зачитывался на русском: «Остров сокровищ», «Приключения Гекльберри Финна»… На очереди «Война миров». Зачем мне это надо? Ну, наверное, не только для массажа извилин. Наверное, ещё и в знак признательности Герберту Уэллсу. За науку.
А то так бы, дурак, и звучал гордо.
