Роковая ночь - [64]

Вскоре раздался стук в дверь: это пришли Зулейха и Кале-Каири. Факир спрятался в нише, а я пошел отворить им двери. Царевна подала мне руку, и я помог ей войти в дом.

— Умоляю тебя, повелительница, — обратился я к ней затем, — позволь мне привести с собой товарища-факира. Мы вместе с ним совершили путешествие в Кандагар, и я не мог не пригласить его сюда! Пусть сегодня он сядет за стол вместе с нами.

— Что за немыслимое предложение, Хасан, — возразила она, — неужели ты хочешь, чтобы меня увидел посторонний человек? Зачем чужому мужчине видеть меня, тем более в этом доме? Нет, разумнее было бы держать дело в тайне! Не выставляй же меня напоказ. Будем хранить наш секрет, и чем строже — тем лучше.

— Госпожа моя, — ответил я, — это не просто попутчик, но друг. Вам не придется раскаиваться, если вы выполните мою просьбу.

— Ах, Хасан, — сказала она, — сердце говорит мне, что ему не следует доверять. Я предпочла бы не открывать лица, но могу ли я отказать тебе в чем-либо? Пусть будет по-твоему.

Тогда я позвал факира, и Зулейха была особенно гостеприимна, желая доставить мне удовольствие. Мы сели ужинать вчетвером. Мой товарищ изо всех сил старался проявить свои дарования: он был остер на язык и находчив, и вскоре гости почувствовали, что болтовня, легкомысленные шутки и развлечения были его стихией. Благочестием тут и не пахло!

Набив живот яствами, он потребовал еще вина и в конце концов напился сверх всякой меры. Разум его помутился, язык болтал несусветную чушь. Вскоре мой приятель настолько разошелся и осмелел, что протянул руку к моей возлюбленной. Наглость его перешла все границы, он схватил ее за шею, притянул к себе и поцеловал…

Возмущенная Зулейха оттолкнула его и воскликнула:

— Эй, держись-ка подальше! Кем бы ты ни был, на месте Хасана я велела бы слугам выпороть тебя хорошенько!

И она набросила на лицо покрывало, намереваясь оставить этот дом. Я пытался удержать ее, но напрасно.

— Видишь, — сказала она, — как глупо было приглашать сюда твоего приятеля! Он — ненадежный человек, и я не хочу более переступать порог этого дома. Пусть он уедет отсюда! Иначе ты меня здесь не увидишь.

И обе женщины удалились. Я вернулся в трапезную, расстроенный всем происшедшим, и горько упрекал факира в безнравственности:

— Сколь велики твоя непочтительность и распутство! — говорил я. — Ты оскорбил Зулейху, и теперь она, может быть, вспомнит, как горячо я просил ее познакомиться с моим другом. Что, если она не простит мне этой обиды?

— Ты плохо знаешь женщин, — возразил он на это. — Женщины — лукавые существа! Притворный гнев твоей Зулейхи был проявлением удовольствия. Поверь мне, она ничуть не оскорблена! И будь мы наедине, ей в голову не пришло бы встать из-за стола и уйти… она была бы куда податливей!

Услышав такой ответ, я тут же велел слугам вывести его и запереть в той комнате, которую он занимал: пусть проспится и почувствует раскаяние за учиненный скандал.

На следующее утро он с таким чувством просил у меня прощения, что я был тронут.

— Я признаю, что был совсем не прав, — говорил он, — и ради того, чтобы заслужить твое прощение, готов сам себя наказать: сей же час я покину Кандагар.

Я согласился примириться с ним на этом условии и сел писать Зулейхе записку с извещением о состоявшемся объяснении. Едва я закончил ее, как пришел Шапур. Я отдал ему письмо, и вскоре он вернулся с ответом. Зулейха писала, что согласна предать забвению нашу ссору и не держать зла на факира, если он в течение суток покинет город и таким образом подтвердит свое раскаяние. Я показал письмо факиру в присутствии евнуха.

— Я не смею посмотреть ей в глаза еще раз после того, что произошло, — сказал факир нам с Шапуром, — и уеду из города поутру, ибо сейчас уже время близится к вечеру и пускаться в дорогу поздно.

— Итак, мы расстаемся, — сказал я ему, радуясь нашему примирению, — но если разлука неизбежна, постараемся пока не думать о ней! Поужинаем вместе, как бывало.

И я отпустил Шапура и велел слугам приготовить вкусный ужин. Мои невольники накрыли на стол, мы сели и начали дружескую беседу. В это время раздался стук в дверь: явился Шапур; в руках его блестело золотое блюдо, от которого шел изумительный аромат.

— Я принес вам угощение с царского стола, — сказал он, — ибо повелитель Кандагара, отведав его, нашел приготовленное поваром мясо столь вкусным, что тут же послал его Зулейхе. Она же распорядилась отнести это прекрасное кушанье вам.

Мы съели все мясо с приправами, принесенное евнухом, и факиру оно так понравилось, что он воскликнул:

— Ах, юноша! Как же тебе везет! — хотя самому ему было едва за тридцать.

После этого мы выпили вина и всю ночь провели в беседе за угощением. Когда рассвело, я подарил факиру кошелек с золотыми монетами, который получил от Зулейхи. Он поблагодарил меня за подарок и отбыл. После его ухода я прилег, утомленный бессонной ночью, и заснул. Я пробудился через несколько часов от страшного шума: стучали в дверь. Я вскочил отворить дверь и, к своему ужасу, увидал на пороге стражников из числа царской охраны. Их предводитель сказал:

— Мне приказано отвести тебя во дворец. Следуй за нами!