Рокоссовский. Терновый венец славы - [7]
Он произнес эти слова охотно и с глубоким убеждением.
— Разве можно не любить такие стихи? — добавил он тихим приятным голосом. Допив чай, Агафья Петровна отодвинула стул и села поближе к окну.
— Вы извините меня, — сказала она бойко. — Вот вы, слышу, говорите о поэтах… О… как его там?
— О Байроне, — подсказала Валентина.
— Да, да, о Байроне… А что дал простому народу ваш Байрон?.. Что? — вытаращила она маленькие глаза, приподняв припухшие веки.
— Джордж Байрон, великий поэт Англии, защищал свободу и независимость Греции, где заболел и умер, — пояснил Рокоссовский, неодобрительно взглянув на собеседницу.
— Подумаешь, герой, у нас тоже много болтунов расплодилось. Гнилая интеллигенция — революции помеха. — Она направила на комдива яркие глаза. — Пустобрехи! Кому они нужны? А?.. Кому?.. Кому нужен теперь поэт Байрон?
— Пушкин называл Байрона гением и властителем дум, — как будто между прочим сказал Рокоссовский. — Его уважали декабристы. Для них он был примером служения делу свободы и борьбы с тиранией. Это был их кумир.
— Небось из богатых ваш Байрон?
— Да, он принадлежал к старинному роду английской и шотландской аристократии. Даже был лордом.
— Вот видите! — Агафья Петровна развернулась всем корпусом, так что заскрипел стул. — Знаем мы этих лордов. Не первый день на свете живем и кое-что видели! Отдадут они добровольно что-нибудь народу? Как бы не так, держи карман шире!
— Когда Байрон путешествовал по Италии, Португалии, Турции, его поразили социальные контрасты. Он увидел бесправие простого народа и встал на его сторону. — Заметно было, что этот непредвиденный спор начал Рокоссовского забавлять.
— Вот видите, путешествовал, а за чей счет, позвольте вас спросить?
— Ну, по всей вероятности, за свой счет.
— А кто ему положил денежку на его счет, — агрессивно, рассекая воздух широким взмахом руки, спросила Агафья Петровна и тут же ответила: — Эти денежки заработал потом и кровью крестьянин и рабочий. Вот так-то!
Рокоссовский взглянул сначала на Ольгу, потом на Валентину, которые едва подавляли смех, и улыбнулся. Собеседники еще раз переглянулись и притихли.
— Что молчите? — спросила недоверчиво повариха и тут же восторженно вскричала: — Не какого-то Байрона читать надо, а мудрые речи и статьи товарища Сталина! Там есть ответы на все вопросы: как нам работать, жить и бороться с негодяями, бандой врагов, белогвардейскими пигмеями и козявками, правыми уклонистами, право-левыми уродами. — Она подвернула рукава, чтобы они не мешали размахивать руками.
— Где вы набрали такой богатый букет врагов? — уточнил Рокоссовский.
— Как это где? — округлила глаза повариха. — Товарища Сталина читать надо, милок, а не всяких там байранов!
«Такая вот петрушка», — подумал комдив и нахмурил брови.
Этот разговор начал раздражать и Валентину. Мягким, женственным движением она поправила волосы и подошла к Агафье Петровне:
— Выходит, вы нам даете уроки: как нам жить, что нам читать, с кем бороться…
Повариха замахала руками, как курица крыльями, прервала Валентину:
— А как вы думали? Товарищ Сталин нас учит, что ни на одну минуту нельзя забывать о врагах народа, которые прут на наше социалистическое государство, как саранча на капусту. А вообще-то, я вам скажу, дорогие мои, вот что: если мы не будем держаться за товарища Сталина, то пропадем ни за понюх табаку!
Агафья Петровна была такой пухлой, что обе ее ягодицы свешивались со стула. Она встала и покатилась к выходу, бросив на ходу:
— Не забывайте, милые, что я сказала! Знайте, я кость от кости того простого народа, о котором так заботится наш дорогой вождь и учитель товарищ Сталин!
Она распахнула дверь, остановилась и, повернувшись к Рокоссовскому, с упоением добавила:
— Не кто иной, а родные наши вожди Ленин и Сталин дали нам, кухаркам, широкие права по управлению государством!
Никто из собеседников не посмел комментировать то, что сказала Агафья Петровна. Разговор дальше не клеился, и все, словно набрали в рот воды, молчали.
Рокоссовский попрощался и ушел к себе в номер. Он открыл серебряный портсигар, подаренный ему женой в день рождения, взял папиросу и закурил с тем особенным удовольствием, которое охватывает курящего в одиночестве и в раздумье. Он взял со стола газету «Рабочая Москва». Глаза выхватили заголовки: «Металлурги перевыполнили Сталинский план», «Политическое двурушничество», «Главный уклон тот, с которым перестают бороться», «Вступим в новые цеха, вооруженные шестью историческими указаниями товарища Сталина»…
Он положил газету на стол, подошел к окну, за которым свистел ветер и кружился снег. Горьковатый дымок папиросы, подхваченный холодным воздухом, Сизыми струйками уходил в проем форточки.
Рокоссовский присел к столу, положил голову на руки. Он задумался о разговоре с поварихой и хотел его забыть. Но увы! Ее слова обладали какой-то магической силой и туманили сознание какой-то неопределенностью. Его неудержимо тянуло домой, к жене и дочери, где он всегда обретал душевный покой, где он встречал мягкое обхождение и понимающий взгляд.
Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.
Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем.
После "Мастера и Маргариты" Михаила Булгакова выражение "написать роман о Понтии Пилате" вызывает, мягко говоря, двусмысленные ассоциации. Тем не менее, после успешного "Евангелия от Афрания" Кирилла Еськова, экспериментировать на эту тему вроде бы не считается совсем уж дурным тоном.1.0 — создание файла.
Роман «Гвади Бигва» принес его автору Лео Киачели широкую популярность и выдвинул в первые ряды советских прозаиков.Тема романа — преодоление пережитков прошлого, возрождение личности.С юмором и сочувствием к своему непутевому, беспечному герою — пришибленному нищетой и бесправием Гвади Бигве — показывает писатель, как в новых условиях жизни человек обретает достоинство, «выпрямляется», становится полноправным членом общества.Роман написан увлекательно, живо и читается с неослабевающим интересом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман современного писателя-историка Юрия Когинова посвящен Петру Ивановичу Багратиону (1765–1812), генералу, герою войны 1812 года.
Новый роман Сергея Мосияша «Похищение престола» — яркое эпическое полотно, достоверно воссоздающее историческую обстановку и политическую атмосферу России в конце XVI — начале XVII вв. В центре повествования — личность молодого талантливого полководца князя М. В. Скопина-Шуйского (1586–1610), мечом отстоявшего единство и независимость Русской земли.
Исторический роман известного современного писателя Олега Михайлова рассказывает о герое войны 1812 года фельдмаршале Михаиле Илларионовиче Кутузове.
Новый исторический роман современного писателя Ивана Фирсова посвящен адмиралу Д. Н. Сенявину (1763–1831), выдающемуся русскому флотоводцу, участнику почти всех войн Александровского времени.