Рокоссовский. Терновый венец славы - [211]

Рокоссовский рассматривал открытки с шикарными букетами цветов, с экзотическими зелеными попугайчиками среди раскрывшихся почек вишни, читал многочисленные любовные письма, а сердце ставило его на место той несчастной женщины и вызывало сострадание. Ему трудно было понять такую тайную и достойную удивления любовь, но раз она существует, значит, она тоже имеет право на жизнь.

После долгих раздумий Рокоссовский написал длинное и обстоятельное письмо, но о его содержании нам ничего не известно. Тайну этого письма знает только Митци Прайс.

Глава восьмая

1

Начиная с ранней весны и кончая поздней осенью 1967 года Рокоссовский находился на своей тихой и скромной даче. После инфаркта, который он перенес в 1966 году, врачи запретили ему всякие служебные нагрузки. С ним постоянно находилась Юлия Петровна, и почти все лето его не покидали внуки, с которыми он любил рыбачить на водохранилище.

Впервые за многие годы у него появилась возможность без суеты радоваться приходу весны и любоваться колдовством природы. В конце апреля и начале мая оживала земля. Пошла в рост зелень. Красно-зеленые носики тянули вверх тюльпаны. Утром, побитые легким морозцем, они, будто деревенские старушки, ежились от холода, а днем, как только пригревало солнце, медленно, почти незаметно, расправляли плечики и к середине дня стояли, как солдаты на строевом плацу. Уже краснели язычки на розах; набухли почки смородины, сирени и жимолости.

Маршал почти каждое утро наблюдал за скворцами, стайками суетившимися на скворечнях. Они бормотали, верещали, свистели, забавно перебирая крылышками, и отстаивали право на жилье и продолжение рода.

По мягкому выражению лица, спокойной смиренной улыбке и мудрому оживлению в глазах можно было судить, что Рокоссовский не утратил интереса к жизни.

Наступило лето. Каждое утро маршал занимался легкими гимнастическими упражнениями и проходил по дорожкам дачи до двух километров — несколько раз туда и обратно по двести метров.

Юлия Петровна следила, чтобы дистанция соблюдалась неукоснительно: она выкладывала на стол шишки, которые, пройдя двести метров, Рокоссовский обязан был по одной бросать в корзину.

Сегодня, рано проснувшись, с дедушкой вышагивал и внук Павел.

— Ба-а! Шишки уже кончились, — крикнул он, — а дедушка все равно продолжает ходить!

— Ты что ж, братец, вздумал шпионить за мной? — добродушно сказал Рокоссовский. — Это не по-мужски. Так не поступают настоящие мужчины.

— Я еще маленький, а мужчины большие, — сказал малыш, подняв глаза на деда.

— А, ну тогда простительно.

— Папа! — На крыльце, застегивая фартук, появилась жена. — Садись, отдыхай! Все шишки кончились!

— Да, кончились, — засмеялся Рокоссовский, присаживаясь на скамейку у дома. — Нет больше шишек.

После завтрака Юлия Петровна пошла хлопотать по хозяйству. Она была занята двумя делами: наводила порядок в доме и готовила угощение для гостя — сегодня обещал подъехать Андрей Белозеров.

Рокоссовский же играл с внуком в войну, читал ему сказки, рассказывал различные забавные истории из своей жизни.

Павлик то слушал деда, то забегал в кухню отведать чего-нибудь вкусненького.

— Павлик, ты хотя бы минуту посидел на месте! — шумела бабушка. — Ты только полчаса назад ел!

Внук хитро улыбался и пояснял:

— Ба-а! Я в этом не виноват, мое пузо хочет есть.

Бабушка отрезала ломоть черного хлеба, намазала его маслом, медом и протянула внуку:

— Егоза, на, ешь, может, быстрей расти будешь.

В то время как Рокоссовский рыхлил почву под богатым кустом алых роз, к воротам подъехало такси, из которого вышел с портфелем в руках Андрей Белозеров. Он огляделся вокруг и, заметив идущего ему навстречу Рокоссовского, расставив руки, воскликнул:

— Костя!.. Дорогой, сколько зим, сколько лет!

— Подумать только, больше двадцати лет мы не виделись, — обнимал друга маршал. — Эх, Андрей, Андрей, постарели мы с тобой, постарели!

— Годы свое берут, Костя, тебе пошел восьмой десяток, а мне скоро тоже стукнет семьдесят. Они несколько минут смотрели друг на друга, словно хотели уточнить, насколько изменились за годы длительной разлуки.

Подошла Юлия Петровна с внуком. Белозеров наклонил голову, приложился к ее ручке и, взглянув на Павлика, вручил ему шоколадку.

— Иди вымойся, замарашка, — улыбнулся Рокоссовский, — а то, глядишь, облепят пчелы, да еще и покусают.

— Не облепят! Не облепят! — уплетая шоколадку, прыгал то на одной, то на другой ноге малыш.

Хозяйка дачи, взяв за руку внука, пошла накрывать на стол, а друзья прогуливались по участку. Сосны и ели, отличающиеся во все времена года своим зеленым постоянством, угрюмо молчали. Казалось, их занимали какие-то тайные глубокие думы.

Белозеров с любопытством посматривал на грядки с цветами и восхищался обилием роз. Здесь росли и турецкие гвоздики, и лилии, и каллы, и васильки, и душистый горошек, и георгины, и гладиолусы. В воздухе носился такой букет запахов, от которого приятно кружилась голова и появлялась какая-то особенная умиротворенность.

Друзья ходили по дорожкам, останавливались и рассказывали друг другу о том, что важного произошло в их жизни за последние два десятка лет.