Рокоссовский. Терновый венец славы - [201]

Ада наблюдала за отцом, и ее внимание было направлено не только на то, что он желал своей единственной дочери, но и на выражение лица, интонацию.

После тоста, к которому было привлечено внимание гостей, маршал вышел из-за стола и, повернувшись к музыкантам, произнес:

— Прошу исполнить польский народный танец «Краковяк». Он подошел к дочери, как заправский танцор, поклонился и, взяв ее под руку, встал посередине комнаты.

Когда заиграли музыканты, он подмигнул дочери и на несколько минут отдался танцу своей юности. Он галантно, с молодым азартом водил свою партнершу по кругу, и у той пышная черная копна волос колыхалась так, будто ее трепал сильный ветер. Веселый и задорный танец захватил их обоих. Потом Рокоссовский, исполнив эффектное па, распустил руки, словно крылья, грациозно поплыл, подпевая:

Kra-ko-wia-a-a-a-czek je-e-den

Mial ko-ni-ików sie-e-dem[69].

На-а войну-у уе-ехал,

Во-от была поте-е-ха.

Танец кончился. Музыкантов и танцующую пару гости наградили аплодисментами и одобрительными возгласами.

А когда оркестр заиграл плясовую и бесшабашная, неудержимая удаль заговорила в каждом звуке, в круг вышли Батов и Чуйков. Темп их пляски учащался. Они танцевали все удалее и забористее до тех пор, пока, взявшись за сердце, не упали на стулья.

— Как воевали, так и пляшут, — заметил бывший начальник бронетанковых войск, потянувшись за бутылкой водки.

— Орел, может, хватит? — сказала жена.

— Я хотел обменяться тостом с отцом жениха, — виновато проговорил генерал.

— Ты уже выпил целых десять.

— Ты не права, только семь.

— Больше я не разрешаю, — властно проговорила жена. — А то из Орла превратишься в мокрую курицу.

Рокоссовский поднялся и, подмигнув Малинину, пришел на выручку другу:

— Я предлагаю тост за наше фронтовое братство.

— От такого тоста грех отказаться, — повеселел Орел.

Время уже приближалось к полуночи, но смех и веселье возобновились с новой силой, когда Малинин исполнил «Летят утки и два гуся».

Вскоре гости разъехались. Молодожены уехали в Москву. Рокоссовский и Юлия Петровна стояли у открытого окна. При тусклом свете луны в их душах звучала какая-то грустная мелодия. Теперь их дочь Ада не будет принадлежать им безраздельно — у нее своя семья.

В лесу было тихо. Только откуда-то издалека доносился протяжный звук поезда, будто он кого-то звал. Лес подхватил этот крик и унес его вдаль. Мягким, задумчивым светом мелькали в небе звезды. Одна из них огненной дугой промелькнула по небу и бесследно исчезла.

3

Президенту Польши Болеславу Беруту, как и всем руководителям социалистических стран, не были чужды замашки вождизма: безукоризненная вера в свою правоту, неприятие критики, благосклонное отношение к восхвалению его личности. Где бы ни появлялся президент, он становился центром всеобщего внимания.

Но затмить личность Рокоссовского ему никогда не удавалось. Берут понимал это и поддерживал с ним дружеские отношения. Особенно выгоден был ему Рокоссовский, когда возникала необходимость в переговорах с Москвой об удовлетворении каких-нибудь солидных запросов.

Вот и сегодня, 18 июня 1952 года, они вышли из кабинета Председателя Совета Министров СССР, где договорились насчет лицензии по производству реактивных самолетов в Польше.

В приемной ему сообщили о том, что звонила жена и просила передать, что у него вчера вечером родился внук. Попрощавшись с Берутом, Рокоссовский заехал домой, взял жену и направился в роддом. Надев халаты, они зашли в палату, где лежала их дочь.

— Позвольте мне первой поздравить вас, товарищ маршал, с рождением внука, — сказала встретившая их врач.

— Спасибо, — улыбнулся счастливой улыбкой Рокоссовский и вручил врачу, принимавшему роды, букет роз, коробку конфет и духи.

— Спасибо, извините, у нас не принято брать подарки, — смущенно сказала женщина.

— Где это у вас? — усмехнулся Рокоссовский.

— Здесь, в нашей больнице.

— А у нас в Польше другие порядки, — сказал Рокоссовский. — Как чувствует себя мать?

— Посмотрите сами. Помучилась… Скрывать не стану, рождение сына далось ей нелегко.

— Теперь все благополучно? — уточнил Рокоссовский.

Врач утвердительно кивнула головой.

Рокоссовский подошел к кровати, на которой, закинув руки за голову, неподвижно лежала Ада и дремала. Он глянул на врача: стоит ли будить? Но Ада повернула голову и увидела отца. Ее лицо было бледным; под глазами виднелись темно-синие круги.

Рокоссовский присел на стул и тихо произнес:

— Доченька, как ты себя чувствуешь?

— Немного лучше, — ответила она слабым голосом.

— Я поздравляю тебя с сыном.

— А я поздравляю тебя с внуком.

— Спасибо.

Он нагнулся и поцеловал ее в щеку. В этот момент он увидел рядом с ней прикрытого одеялом сморщенного младенца. Он внимательно, с гулко бьющимся сердцем, смотрел на красное личико этого маленького человечка. Ада приоткрыла одеяльце, и он увидел закрытые глазки и усилия этого человечка подвигать тельцем, будто он хотел повернуться на другой бок. Затем он открыл глазки, и Рокоссовскому показалось, что он внимательно изучает своего дедушку. Глаза у него были голубые, а волосики светлые, как у дедушки.

Маршал, растаяв в улыбке, вложил палец в маленькую ручонку, и малыш зажал его в свой крохотный кулачок.