Рокоссовский. Терновый венец славы - [182]

— Так в чем же дело? — Рокоссовский перевел взгляд на генерала. — Первый Белорусский фронт имел превосходство над противником по личному составу в два с половиной раза, по орудиям и минометам — почти в четыре раза, по танкам — чуть ли не в пять раз, по самолетам — больше чем в два раза. Вы же имели плотность артиллерии на километр фронта такую, что нам не снилось ни под Сталинградом, ни в операции «Багратион».

— Да, имели, — согласился Чуйков.

— А почему такие громадные потери?

— Причин тут несколько, — пояснил Чуйков. — Во-первых, апрель — пора бурного разлива рек. Долина Одера от главного русла до Зееловских высот шириной в 10–15 километров была изрезана каналами, а над ней возвышались высоты. С них противник просматривал весь плацдарм.

— А где же артиллерия и авиация? — воскликнул Рокоссовский. — Ведь ты помнишь, Василий Иванович, на сильно укрепленном плацдарме в междуречье Вислы и Нарева, в так называемом модлинском треугольнике, мы нашли выход и не стали атаковать его в лоб.

— Но с каким скандалом?

— Да, но сколько мы спасли от верной гибели людей? — произнес Рокоссовский, затянувшись папиросой. Он встал, подошел к Чуйкову, надел фуражку, надвинул ее до самых бровей.

— Василий Иванович, будь другом, дай мне провожатого офицера, который мало-мальски знает Берлин.

— Хорошо, — сказал Чуйков. — Но без обеда я вас не отпущу.

Погода была ясная, но пыльно-дымные облака, поднявшиеся над городом, закрывали солнце, похожее на диск луны, печально обозревающий землю.

«Джип», в котором ехали маршал и сопровождающие его офицеры, с большим трудом продвигался по улице Унтер-ден-Линден. Вся она была завалена обломками стен. Горы битого кирпича загромождали дорогу.

Наконец они добрались до бывшей канцелярии фюрера. Вокруг лежали рухнувшие здания, груды металла и железобетона. К самому входу в канцелярию машина не дошла, и до него пришлось добираться пешком.

На каждом шагу стояли советские патрули, предупредительно передававшие маршала по эстафете. «Рокоссовский! Рокоссовский!» — сдержанно звучало от одного патруля к другому вплоть до парадного входа.

От парадного входа остались только стены, изрешеченные многочисленными осколками, зияющие пробоинами от снарядов. Громадные окна чернели пустотами. Здание канцелярии произвело на маршала странное впечатление. «Вероятно, замысел архитекторов сводился прежде всего к тому, — подумал Рокоссовский, — чтобы у человека, который к этому зданию приближался, появилось чувство страха и какой-то демонической силы. Оно похоже на гигантскую древнюю гробницу».

Рокоссовский с каким-то внутренним холодком прошелся по залам канцелярии, которые использовались Гитлером для собраний и разного рода церемоний. Он еще обратил внимание на то, что зал был разрушен не слишком сильно.

Рокоссовского провели в нижнюю часть канцелярии, которая уходила под землю на несколько этажей.

Сопровождавший офицер показал маршалу развалины запасной электростанции.

— Весь Берлин могла поглотить тьма, а здесь вовсю горел бы свет.

Осмотр произвел на Рокоссовского мрачное, тягостное впечатление. Маршала провели на участок, где когда-то стоял дом Геббельсов, а теперь остались одни развалины. Здесь были обнаружены трупы шестерых детей, самого Геббельса и его жены. Рокоссовский, окинув грустным взглядом развалины, сказал:

— В истории немного таких преступлений, которые по глубине маразма и жестокости могут сравниться с тем, что натворили эти фашистские убийцы. — Он закурил и после некоторого молчания добавил: — Геннадий, поехали в аэропорт. Грустно на все это смотреть.

2

Прилетев на самолете в Литву, Рокоссовский пересел на машину и по шоссе Вильнюс — Минск направился в город Молодечно. Уже около месяца в Белоруссии не было дождей, и середина мая оказалась на редкость знойной. Пожелтели и не шли в рост хлеба; побурела, будто ее покрыли охрой, трава.

Тюрьма стояла чуть на отшибе, ближе к лесу, в километре от большака.

Машина остановилась у трехэтажного каменного здания с железными решетками на окнах. Этот серый домина с почерневшей крышей был обнесен высоким забором из колючей проволоки. По углам стояли сторожевые вышки.

У входа в тюрьму маршала встретили начальник военного гарнизона, на машине которого он приехал, начальник областного управления НКВД, главный тюремный начальник (по просьбе Рокоссовского местные партийные и советские органы о его приезде извещены не были).

В кабинете начальника тюрьмы на столе появились бутерброды, чай, сахар, но Рокоссовский к еде не притронулся. Не чаи распивать он сюда приехал — дорога каждая минута. Завтра вечером самолет вылетает из Минска в Москву. На днях правительство собирает командующих фронтами.

Начальник НКВД оказался бывшим партизаном, хорошо знал местные условия и сочувственно относился к Белозерову. Но расследование проводили особисты.

Из разговора Рокоссовский уяснил, что в мае 1944 года немцы решили обезопасить свои тылы и организовали мощную чистку партизанских районов, привлекая для этого армейские части, танки, артиллерию, самолеты.

Многие партизанские отряды приняли решение: разбиться на мелкие группы и, по возможности, уклоняться от боев до окончания блокады. Группе партизан из шести человек удавалось лавировать между гитлеровскими гарнизонами и ускользать от противника. Но под конец блокады партизан высмотрел фашистский пособник и навел на них карателей. В результате скоротечного боя трое партизан были убиты, двум удалось уйти, а раненого Андрея Белозерова фашисты взяли в плен.