Рокоссовский. Терновый венец славы - [175]

Рокоссовский добродушно улыбнулся и, прощаясь, произнес:

— Желаю успеха, Михаил Егорович. Но победу трубить еще рано.

Он сел в машину и уехал.

3

В теплый и ясный весенний день, 10 апреля, на своем КП в районе Жидовице, в бывшем управлении одерскими шлюзами, командарм Батов встретил Рокоссовского, прибывшего с большой группой генералов на рекогносцировку. Здесь уже находились все три командарма ударной группировки — кроме самого хозяина были на месте командующий 70-й — В. С. Попов и командарм 49-й — И. Т. Гришин.

Настроение у всех было приподнятое и боевое — на огромной территории разворачивалась последняя в этой изнурительной войне битва. Еще одно решительное усилие, и гитлеровский рейх будет уничтожен. Не об этом ли времени мечтал каждый участник этой исторической рекогносцировки?

Командующий фронтом всегда старался быть в хорошем настроении, которое передавалось его подчиненным, если даже на душе было скверно. Но сегодня, казалось, он искусственно сдерживал положительные эмоции и старался выглядеть строгим и серьезным. Вероятно, он боялся, что на последнем этапе войны, когда до победы подать рукой, могут появиться самоуверенные и легкомысленные настроения в ожидании скорого и неизбежного успеха. А это может привести к неоправданной гибели людей. Это тревожило Рокоссовского не на шутку. Обладая определенным педагогическим тактом, он не стал выражать свои мысли в назидательной форме, а поступил по-другому.

— На войне нередко бывает, — говорил он, — когда полководец уже потирает руки и радуется, что выиграл сражение, вовсю бьет в фанфары. Но вдруг узнает, что противник, сохранив силы, перешел в контрнаступление и давит на войска по всему фронту. Вот тогда-то эйфория победы мгновенно сменяется отчаянием. Такую ситуацию я переживал и сам. Фашистский зверь ранен, но он еще не добит. Думаю, вы знаете, что раненый зверь более опасен, чем тот, который сумел скрыться от охотника.

Затем участники рекогносцировки обсудили замысел предстоящей операции, который сводился к тому, чтобы сначала задержать Мантейфеля[58], не дать ему возможности двинуть армию к Берлину, а затем расчленить его войска и уничтожить.

После обеда генералы поднялись на крышу рыбачьего домика, стоявшего рядом с берегом.

С моря тянул сильный порывистый ветер. Наши войска и позиции противника разделяла река. Хорошо просматривались два широких рукава — Ост-Одер и Вест-Одер, а между ними тянулась огромная трехкилометровая пойма, переплетенная множеством каналов и дамб. Гидротехнические и дорожные сооружения предусмотрительными немцами были приспособлены к обороне еще в мирное время.

Километрах в четырех от западного Вест-Одера поднимались в небо крутые высоты. Оптические средства позволяли увидеть юго-восточные окраины Щецина. Огромной глыбой серого камня город нависал над рекой.

Было принято оригинальное решение — форсировать реку одновременно на участках всех трех армий. В случае успеха на один из участков должны быть направлены фронтовые резервы и часть сил и средств с других армий. Забегая вперед, скажем, что это решение оказалось удачным и принесло успех в операции. Противник метался с места на место и не мог определить, где же наносится главный удар, чтобы перебросить туда основные силы.

Командующий фронтом закончил предварительную работу по подготовке к наступлению с командным составом фронтового и армейского звена еще до прибытия войск на исходный рубеж.

Все было проделано согласно плану, и утром 20 апреля все три армии главной группировки фронта перешли к форсированию Вест-Одера.

Как и следовало ожидать, проворнее и изобретательнее всех командармов оказался Батов. К началу форсирования у него было необходимое количество лодок, катеров, паромов, самоходных барж.

Командарм решил начать наступление на час раньше установленного времени. Не сумев найти Рокоссовского, он связался с начальником артиллерии фронта генерал-полковником Сокольским и получил ответ:

— Рассвет наступает ровно в семь, и артиллеристам необходимо время, чтобы осмотреться и подготовиться к открытию огня. Начало артподготовки для всех одинаково — в 9 часов.

Через некоторое время на КП Батова раздался звонок.

— Мне доложили, Павел Иванович, что ты что-то там мудришь, — говорил Рокоссовский. — Меняешь время начала операции. Меня правильно информировали?

— Так точно, прошу извинить, что задержался с докладом.

— Верно, что артподготовку планируешь начать раньше?

— Верно.

— Но ты же действуешь не отдельно, а в составе фронта. В чем причина такого предложения?

— Ветер нагоняет в пойму воду, уровень ее поднимается не по часам, а по минутам. Это усложняет форсирование.

После некоторой паузы Рокоссовский сказал:

— Я хорошо запомнил твои слова: «Мы и на этом направлении в люди выйдем, товарищ командующий фронтом». Ты извини меня, но в этих словах много хвастовства. Скажи по совести, тебя толкает на такое решение желание показать себя и не быть похожим на других или же обстановка?

— Я понимаю, товарищ маршал, слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Тогда меня занесло, но теперь я говорю совершенно серьезно: такое решение мне диктует обстановка.