Рокоссовский. Клинок и жезл - [61]

У Гжатска наскочили на немецкий заслон. Головной дозор попал под огонь танков и бронетранспортёров. Пришлось обходить город севернее, по лесам. Гжатск уже был занят противником. В 40 километрах от Можайска радиостанция наконец поймала позывные штаба фронта. Установилась связь. В Можайске оказались наши войска. Вышли!

За Рокоссовским и Лобачёвым из штаба Западного фронта прислали самолёт У-2. Перед самым отлётом произошла такая сцена.

Рокоссовский и член Военного совета армии уже подошли к самолёту, когда их догнал начальник штаба и протянул командарму знакомый лист, однажды уже побывавший в полёте:

— Возьмите с собой приказ о передаче участка и войск Ершакову.

— Зачем?

— Может пригодиться. Мало ли что…

В штабе Западного фронта в просторной штабной избе уже шло совещание. Из Москвы прибыла комиссия ГКО: Ворошилов, Молотов, Василевский и, как отметил в своих воспоминаниях маршал Конев, «другие товарищи». Возможно, этими товарищами были синие фуражки. Но совещание прошло без сожжения ведьм на кострах. В Москву на правёж никого не повезли. История с генералом Павловым и его штабом — чего ожидали многие — на этот раз не повторилась.

Однако вначале всё пошло именно по минскому сценарию.

Переступив порог штабной избы, Рокоссовский сразу понял, что разговор идёт ожесточённый: лица у всех тяжёлые, в глазах и вопрос, и ответ одновременно. Ищут виноватого. Конев к тому времени, по всей вероятности, уже отбился. Что и говорить, об отводе он запрашивал Ставку заблаговременно, когда всё ещё можно было поправить. Но из Москвы телеграфировали кратко: стоять на прежних рубежах.

— Как это вы со штабом, но без войск Шестнадцатой армии оказались под Вязьмой? — тут же последовал вопрос маршала Ворошилова.

И вопрос, и грубоватый тон свидетельствовали, что перед прибытием Рокоссовского речь шла именно о 16-й армии и несостоявшемся контрударе южной подвижной группы.

Рокоссовский взял себя в руки и сказал:

— Командующий фронтом сообщил, что части, которые я должен принять, находятся в районе Вязьмы.

— Странно…

Конев молчал. Почему молчал Конев?

— Командующий фронтом сообщил об этом письменно. — И Рокоссовский достал из полевой сумки приказ.

Приказ читали все. Зловеще поглядывали на Конева. Когда с текстом ознакомились все члены комиссии, как вспоминал маршал, «у Ворошилова произошёл бурный разговор с Коневым и Булганиным».

А вот следующей фразе Рокоссовского можно и не поверить: «Затем по его вызову в комнату вошёл генерал Г. К. Жуков».

Создаётся ощущение некой театральности: главные персонажи вели некие диалоги, а за дверью ждал некто, кто потом и сыграет главную роль в развернувшейся драме…

Возможно, Рокоссовский несколько сместил временные рамки и последовательность событий. На самом деле, как доказали многие исследователи, Жукова в самый пик «бурного разговора» в штабе фронта в Красновидове не было. Он колесил по калужским дорогам и по приказу Сталина пытался выяснить на месте, что произошло с войсками, насколько угрожающа катастрофа и что ещё можно предпринять для главного — защиты Москвы. В штаб фронта он прибыл, когда уже был подписан итоговый документ, своего рода резюме комиссии:

«Москва, товарищу Сталину.

Просим Ставку принять следующее решение:

1. В целях объединения руководства войсками на Западном направлении к Москве объединить Западный и Резервный фронты в Западный фронт.

2. Назначить командующим Западным фронтом тов. Жукова.

3. Назначить тов. Конева первым заместителем командующего Западным фронтом.

4. Назначить тг. Булганина и Круглова членами Военного Совета Западного фронта.

5. Тов. Жукову вступить в командование Западным фронтом в 18 часов 11 октября.

Молотов, Ворошилов, Конев, Булганин, Василевский».

Назначение Жукова на главное направление произошло, конечно же, после консультаций со Ставкой и лично Сталиным. Очевидцы того совещания в Красновидове вспоминали, что Ворошилов и Молотов по ходу обсуждения кандидатур постоянно звонили в Москву.

Козлов отпущения решили не искать. Не те обстоятельства. Да и сами виноваты — не послушали Конева, не отвели вовремя войска. Ещё можно было предложить фон Боку ударить в пустоту, а потом встретить контрударом его марширующие колонны.

После доклада Рокоссовского и ознакомления с приказом Ворошилов, проявлявший на совещании особую активность, смягчился и даже пожал командарму руку; по словам маршала, «выразил всем нам благодарность от имени правительства и Главного командования и пожелал успехов в отражении врага».

Все тогда понимали: главное впереди.

Генерал Жуков вошёл в новую роль мгновенно. Первое, чем был озабочен новый комфронта, — ресурс, которым он располагал. Ресурс оказался скудным. Под рукой в трудный час не оказалось главного — войск.

В этих обстоятельствах все ждали — пойдёт фон Бок дальше, на Москву, или, удовлетворённый успехом классического окружения, увлечётся ликвидацией «котла». Вскоре стало ясно, что — увлёкся. И в Ставке, и в штабе Западного и Калининского фронтов с облегчением вздохнули.

Немцам в октябре 1941 года не хватило того, чем всегда, несмотря на временные поражения, обладали русские. После боёв в районе Вязьмы группе армий «Центр» потребовалась передышка. Отдых. Надо было очистить от осенней грязи шинели и сапоги, пополнить запасы продовольствия, боеприпасов. Починить машины и мотоциклы, чтобы не преодолевать последний переход до Москвы в пешем строю. Пропустить через артмастерские вышедшие из строя орудия и миномёты. Одним словом, немцу необходимо было полное обеспечение. Русские, имей они такой успех на решающем направлении, ломили бы дальше не останавливаясь, без подвоза и машинной тяги. Тащили бы миномёты на горбу, а мины, перевязанные полотенцами, на плечах, имея провианта по горсти пшеницы в карманах шинелей. Именно так потом будут освобождены Сталинград, Белгород, Киев. Так будет взят Берлин. Наставлениям своего соотечественника фон Клаузевица немцы под Москвой не последовали. За что и поплатились. «Преследование противника, — писал фон Клаузевиц, — второй акт победы, в большинстве случаев более важный, чем первый».