Рокировки - [21]

— Удостоверение предъявил?

— Да. Совал его мне в глаза.

— Кто же это?

— Ваклинов, что ли.

— Ваклев. Может он войти?

— На две минуты.

— А, двадцати минут мне вполне достаточно.

— Ко всему прочему вы еще и хитрите. Надо будет скорее вас выписать, и без вас все палаты битком набиты.

— А почему я здесь один?

— В палатах места не хватило, вот и положили в моем кабинете.

— Вот из-за чего вы раздражены, — сказал я, но докторша уже была за дверью.

Вошел Ваклев в наброшенном на плечи белом халате, держа шляпу в руке. Он и так смуглый, точно цыган, а сейчас лицо и вовсе потемнело и постарело — наверное, от усталости и бессонницы. Волосы у него черные, а виски уже побелели, хоть он на два года моложе меня — ему всего тридцать шесть. Надо же, подумал я, только здесь, сейчас и заметил я, как Ваклев поседел. А ведь я сам много этому способствовал, что греха таить. В совместной работе неизбежны огорчения, как бы хорошо мы друг к другу ни относились.

— А если б ты попал на кладбище? — сказал Ваклев, пожимая мне руку.

Из-за дверей послышался окрик:

— Пожалуйста, выбирайте выражения!

Ваклев обернулся. Я не слышал, чтобы он извинился — похоже, пока он сидел в коридоре, у него сложились с врачом свои отношения.

— Такая жена, — сказал я, — укорачивает жизнь наполовину.

— Дома она, наверное, другая. Как ты?

— Как муха в паутине.

— Тебя какая-то женщина нашла — ты лежал около самого входа, и она закричала.

— Я ничего не видел и даже не почувствовал присутствия человека.

— Кто-то тебя стукнул.

— Наверное.

— Что ты там делал?

— Ходил к одной девушке.

— Слушай, начальство, а не запутался ты в какой-нибудь истории с женщиной?

— И ты туда же?

Наверное, я поморщился, потому что Ваклев перешел на официальный тон:

— Слушаю, товарищ капитан.

— Соберите все сведения, какие можно, о Тодоре Михневе.

— Кто такой?

— Я вчера о нем расспрашивал. Соберите сведения об отравленной манекенщице, о ее приятеле Тони Харланове. И вообще обо всей этой шайке.

— Посмотреть за входом, возле которого тебя нашли?

— Встану — пойдем вместе. А сейчас сходите на квартиру манекенщицы и поищите там кое-что.

— Что именно?

— Там должны быть ключи от квартиры Тоди — Тодора Михнева.

Я показал ему взглядом на дверь, где стояла докторша. Может, мой подчиненный и решился бы задержаться подольше, однако у цербера в белом халате был непреклонный вид. Пришлось Ваклеву ретироваться.

2

За десять лет совместной жизни можно узнать свою жену настолько, чтобы предвидеть ее поступки. Множество случаев убедило меня прислушиваться к советам Лены, но иногда я вспоминаю о них с опозданием. И расплачиваюсь за это.

И вот она снова оказалась права: своим походом к Дашке я словно накликал на себя неприятности. Предчувствия моей жены оправдываются, вероятно, из-за постоянного ее страха за меня. А я-то почему не вижу, что мне угрожает опасность? Лена говорит, потому, что слишком уж заглядываюсь на красивых девушек — так кошу глазом, что вокруг ничего не вижу.

Хоть я и не согласен с подобными обвинениями, ожидал я ее с беспокойством. Более того, пытался себя убедить, будто сам не знаю, отчего я так раскис.

Войдя, она осмотрела мою голову, руки, даже под одеяло заглянула и сделала краткое резюме:

— Ты скоро выйдешь. Доктор Нейкова говорит, у тебя оказалась невероятно крепкая голова.

И после этих слов жена меня поцеловала.

— Я сейчас выйду?

— Может быть, завтра утром. Хотят за тобой понаблюдать еще сутки. Что-то вроде врачебной перестраховки.

Я ожидал упреков, а она меня успокаивала…

— Дети спрашивают, где ты. Я сказала, в командировке. Они и вообще видят тебя не часто, так что поверили. Из командировки ты обычно привозишь им шоколад, я его уже купила, завтра утром приду забирать тебя — возьмешь и сам подаришь.

И все-таки мне казалось, держится она со мной холодно, словно с каким-нибудь надоевшим родственником. В ее тоне я не улавливал беспокойства за мужа, лишь обиду за себя, бедняжку: дескать, ее страдания гораздо сильнее моих.

Я ничего ей не сказал, потому что и вправду чувствовал себя очень виноватым.

Утром, едва возвратившись домой, я бросился к телефону.

— Пожалуйста, оставь телефон в покое! — сказала Лена голосом еще более строгим, чем у докторши.

Я смотрел на нее, изо всех сил изображая недоумение.

— Поиграй с детьми, — продолжала жена, — возьми книгу. А за телефон не хватайся. Никакого напряжения, никаких перегрузок. Хотя бы два-три дня. Это категорическое распоряжение доктора Нейковой.

Может быть, Лене действительно нелегко с таким мужем, как я, но ничего не поделаешь — придется терпеть меня таким, какой есть. Терпел и я — не позвонил никому, поиграл с детьми.

Иглику мы считаем старшей, хотя она родилась всего на несколько минут раньше своей сестры. Более хитрая, предприимчивая, она инициатор всех проказ в доме. В конце учебного года записалась в школьный литературный кружок. Объяснила нам, что учитель литературы — самый молодой и красивый педагог в школе и очень похож на ее любимого актера. Возможно, именно это обстоятельство и заставило ее немедленно обнаружить у себя поэтическое дарование.

Чтобы не отстать от сестры, Божура записалась в кружок рисования. Лена поощряла их увлечения и следила за посещением кружков. Она внушала мне, что надо записать детей во Дворец пионеров, где занятия ведут квалифицированные специалисты. Я пообещал, что узнаю, какие есть для этого возможности, но только пообещал. Может, потому, что не видел никаких талантов у наших близнецов. И, естественно, был подвергнут жесточайшей критике за то, что ничего не предпринимаю для развития собственных детей, тогда как другие мужья чего только не делают ради своих сынков и дочек.