Рок-звезда - [60]

После выхода первого сингла из нового альбома, „Форс рекордз“ развернула широкую рекламную кампанию, включавшую интервью, фотографии, рекламные выступления и радиопередачи. Как только пластинка „Шаловливая мисс Мэри“ начала подниматься все выше в строчках английских хит-парадов, „Дикарей“ пригласили выступить в популярном музыкальном телешоу „Самые популярные“. Через пару недель „Шаловливая мисс Мэри“ стала хитом номер один!

Крис часто вспоминал лицо матери в момент, когда он сообщил ей об этом. Она побледнела и принялась теребить его за рукав рубашки.

— А номер один означает, что эта пластинка продается лучше всех остальных?

— Да.

— Даже лучше, чем пластинки Джонни Рея?

— Ма, Джонни Рей — это прошедший день.

Эйвис просияла.

— Я горжусь тобой, мой мальчик. Мы все гордимся.

И все действительно гордились Крисом, за исключением Брайана, который до сих пор относился к нему, как к сопливому младшему брату.

— Ты бы лучше подумал о том, как сберечь свои деньги, — предупредил Брайан. — Тебе их надолго не хватит.

Но денег как раз хватило довольно надолго, и за это время „Дикари“ успели выпустить еще два ставших хитами сингла и удачный альбом. Теперь они готовились к турне по Европе. Следующим этапом должен стать Лондон, после чего Крис собирался обсудить с друзьями, как им покорить Америку.

Америка была всем миром.

И Крису очень хотелось завоевать ее.

РАФИЛЛА 1977

Мать решила отправить Рафиллу в пансион благородных девиц. Лучше всего в Швейцарию. В конце концов она остановила свой выбор на очень дорогом частном женском пансионе „Ле Эвир“, расположенном в живописнейшей сельской местности.

— Ну почему пансион? — обиделась Рафилла. — Мне ведь уже почти семнадцать. Я слишком взрослая для пансиона.

— Ты пробудешь там только год, а потом я отправлю тебя в подходящий американский колледж. Ты ведь об этом мечтаешь, да?

— Если я выживу этот год в Швейцарии, — проворчала Рафилла.

Потрепав дочь ласково за щеку, мать улыбнулась.

— Ты выдержишь, дорогая, ты ведь так похожа на своего отца.

Рафилле нравилось, когда Анна говорила о ее отце. Она благоговела при каждом упоминании о нем, и, хотя Рафилла была слишком маленькой, когда погиб Люсьен, яркие воспоминания о нем жили в ее памяти.

Рафилла часто задавалась вопросом, насколько иной была бы ее жизнь, если бы отец остался жив. Не было бы Англии. Загородного замка. Отчима. Руперта.

Ах… Руперт. Он был ей настоящим родным братом, которого у нее не было. Рафилла очень любила Руперта. Сейчас он путешествовал по Америке с рюкзаком за плечами вместе с дочерью графа. Все надеялись, что они скоро поженятся. Все, кроме Рафиллы, которая в мыслях видела его мужем Одиль.

Пансион „Ле Эвир“ оказался самой настоящей тюрьмой, где в десять часов выключали свет, а руководила им очень строгая директриса. Рафилла посещала занятия по английской литературе, иностранным языкам — итальянскому и испанскому, домоводству, пению, этикету и истории искусств.

Она ненавидела каждую минуту, проведенную в пансионе. Для какой жизни ее готовили? Она вовсе не намеревалась выйти замуж за какого-нибудь богатого и титулованного мужа, жить в роскоши и заниматься благотворительностью.

Когда Рафилла звонила Одиль в Париж, то с горечью жаловалась подруге:

— Тут просто жуткая тоска.

— Так брось этот пансион, — дала простой совет Одиль. — Мой колледж дизайнеров самый лучший. Попроси маму, пусть разрешит тебе приехать сюда и учиться вместе со мной. Многому, правда, здесь не научишься, но сексуальный опыт приобретешь просто потрясающий!

— Она ни за что не разрешит. Тем более после того, как я по глупости рассказала ей о выходке того извращенца из Нью-Йорка. Ну, когда я отдыхала у тебя на юге Франции.

— Ох уж мне этот старый болван Маркус Ситроен! Он проделывает такие штуки со всеми, включая прислугу. Не надо было тебе говорить об этом матери.

— Знаю. Она теперь думает, что у вас там гостят сплошные извращенцы!

— Что за бред! Может быть, мне стоит позвонить своей матери, чтобы она попыталась уговорить твою освободить тебя из этой тюрьмы.

— Позвонишь?

— Почему бы и нет?

Между Изабеллой Роне и леди Анной Эгертон состоялась длительная беседа, в результате которой Рафилла все-таки осталась в Швейцарии. Обе матери пришли к выводу, что хотя их дочери и дружат всю жизнь, но все же они не лучшим образом влияют друг на друга.

Так что Рафилла продолжала влачить жалкое существование в „Ле Эвир“, с каждым днем ненавидя пансион все больше и больше, радуясь только урокам пения и занятиям в хоре. У нее был сильный, глубокий голос, несомненно доставшийся в наследство от отца.

Некоторые девушки в пансионе были просто ужасными задаваками, они с презрением относились к Рафилле, потому что кожа у нее была темнее, чем у них.

— В тебе есть примесь негритянской крови, милочка? — поинтересовалась как-то предводительница кучки тех самых задавак Фенелла Стивенсон, когда девушки принимали душ.

— Что? — переспросила Рафилла, кутаясь в полотенце и завязывая его на груди.

— Не мешало бы здесь иметь полицию, — фыркнула Фенелла. — Чтобы сюда не пускали черномазых.

Рафилла почувствовала, как красна прилила к лицу. Фенелла была слишком полной, и Рафилла решила отыграться на этом.